Дерианур - море света

Елисеева Ольга Игоревна

Но он прощал ей, ни то по любви, ни то по слабости характера. Как простил когда-то первую выходку со свадьбой.

Перед венчанием он приехал в Москву, простить у матери благословения. Старая княгиня допустила сына к руке со словами:

– - Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет! Сколь я тебя просила: женись! женись! Уж и невесту хорошую приискала. Выбрал! Спасибо, хоть не немку.

Мать встала и тяжело оперлась о ручку кресла.

– - Правду что ли про вас говорят? Молчишь? Значит правду.

Что он мог ответить? Или врать, что встретил дурнушку где-нибудь в

городе, скажем, во время вечернего моциона, когда луна вкупе с ночной тьмой придает лицу любой дамы таинственную недосказанность... Ой, не про вьюжную петербургскую луну это придумано! И не за каретой юной Воронцовой мчаться восторженным поклонникам, не к ее детской чистоте склоняться усталой душой потасканному светскому куртизану, не перед ней, наивной и неопытной, отступать циничному гвардейскому повесе. Но он-то мчался, склонялся, отступал. Правда, потом, после свадьбы. Хотя... отступал, пожалуй, сразу.

Еще три года назад молодой князь Дашков, вырвавшийся из-под маменькиной, ой тяжелой, опеки, кутил себе с друзьями-приятелями по Петербургу и после пары-тройки скандальных похождений вошел в моду. Все дни, как один, казалось, наполнены солнцем. Когда он вспоминал это время, у него возникало ощущение бесконечной гульбы и смеха. До надрыва. До радостного звона в голове. Ощущение здоровья и молодой дури. Эх, славно!

По долгу службы Михаил Иванович бездельничал при дворе, всякий раз вызывая своим появлением на дежурстве радостный переполох в стайке фрейлин, тоже недавно покинувших душную заботу мамок и немедленно пустивших по ветру все их наставления. Устав возиться с малолетними неумехами, князь Дашков, наконец, остановил свой выбор на Марии Романовне Воронцовой. Она оказалась веселого нрава, никогда не ссорилась, не имела привычки ревновать, заразительно хохотала и умела казаться дурою. К тому же Мария Романовна с детства жила при дворе и на вопросы морали смотрела как на условность. Они славно проводили время, не обременяя друг друга. К сожалению, это не всех устраивало...

Раз, насвистывая, Михаил Иванович в новеньких погонах вице-полковника лейб-гусарского полка шел по залитому августовским нежарким солнцем коридору дворца. Деревянный паркет тепло сиял, в спине у князя была блаженная ломота. Ночью он не успел выспаться и мечтал, поскорее разделавшись с поручением, завалиться дома на чистое душистое белье, а к вечеру продрать глаза - и вся карусель по новой.

На встречу ему двигалась невысокая фигурка в простом легком платье, отделанном только кружевом. Они поравнялись.

– - Доброе утро, Екатерина Романовна, - любезно улыбнулся ей князь.

Это была сестра его пассии. Гордячка и зануда.

Девушка ничего не ответила и, скроив презрительную гримасу, проскользнула мимо.

– - Не учтиво с вашей стороны, сударыня, не отвечать на приветствия, беззлобно заметил Михаил Иванович.

Младшая Воронцова обернулась.

– - Для меня гнусно здороваться с таким человеком как вы, князь, заявила она, прямо глядя ему в лицо.

От этого твердого взгляда из-под лобья Михаилу Ивановичу сделалось не по себе, хотя он ни в чем не был перед ней виноват.

– - Со мной?
– Не понял князь.

Воронцова вспыхнула.

– - Если

б я не была женщиной, я бы вызвала вас на дуэль!
– Резко бросила она.

– - Но помилуйте, сударыня, за что?
– Поразился Дашков.

– - Вы и правда настолько бесстыдны, что не понимаете меня? Или полагаете, что сделали честь нашему дому?

– - Ах, вот что!
– Михаил начал догадываться.
– Посылаете на мою бедную голову громы и молнии за то, что я осмелился подарить вашей сестре немного радости? Так что ж тут дурного? Она, кажется, не плачет.

Екатерина Романовна не ожидала такой наглости.

– - То, что вы называете радостями, у порядочных людей зовется бесчестьем!
– Юная фрейлина была вся красна от негодования.

Дашков не знал смеяться ему или сердиться. Он впервые в жизни встречал такого отчаянного паладина дамской невинности.

– - Сдается мне, -- насмешливо сказал он, -- Вы просто завидуете сестре, - и доверительно склонившись к ней, добавил почти шепотом.
– Но ведь можно сделать и так, чтобы она завидовала вам. А, Екатерина Романовна?

Он был готов прыснуть со смеху при виде ее побелевшего от оскорбления лица. В этот момент в конце коридора возникла грузная фигура отца юной фурии, Романа Илларионовича.

– - Папа!
– крикнула маленькая Воронцова с наигранной веселостью. Идите сюда скорее, князь Дашков делает мне предложение.

Вот тут уже пришлось бледнеть Михаилу Ивановичу. Тяжелая медвежья лапа генерал-аншефа легла ему на плечо.

– - Ну что ж, князь, поздравляю, поздравляю, -- рассеянно произнес он, -- дело житейское. Хотя, -- папаша мегеры почесал нос, -- ума не приложу, что вы в ней нашли?

Роман Илларионович хлопнул растерянного вице-полковника по спине и поспешил дальше.

– - Что? Что вы наделали?
– пришел в себя Михаил.
– Вы... вы...
– - он не позволил себе выругаться.
– - Вы, гадкая девчонка!

Не оборачиваясь на торжествующую Екатерину Романовну, Дашков поспешил прочь, слыша за спиной тонкий заливистый хохот.

Внизу крутой деревянной лестницы он неожиданно снова увидел Романа Илларионовича, задержанного беседой с вице-канцлером. Братья стояли в толпе придворных, ожидавших аудиенции. Оба заметили его и как-то сконфуженно заулыбались. Заметив Дашкова, вице-канцлер сделал ему знак подойти. Михаил едва подавил желание опрометью броситься назад. Внутренне сжавшись, он подошел к роскошному дяде своей "нареченной".

– - Ну что ж, молодой человек, -- значительно произнес Михаил Илларионович, окидывая недоверчивым взглядом рослую фигуру молодого князя.
– Что ж, -- повторил он, -- рода вы хорошего и по праву можете искать руки моей племянницы.
– Однако, сударь, -- канцлер помахал громадным платком возле глаз. Поймите ж и нас... Ему плевать, -- сановник указал на брата.

– - Ну что ты, Миша!
– Возмутился Роман Илларионович.

– - Плевать, плевать, -- подтвердил вице-канцлер, -- А мне она как дочь, и я наисерьезнейшим образом обдумывать стану ваше предложение.
– Он сморгнул.
– - Хотя вы и виноваты перед нашим домом, но, ежели взаимная склонность у вас с Екатериной явилась, я чинить препятствий не стану...