Дермафория
Шрифт:
Без приличной партии, без этой страховки оправдаться мне было бы нечем, но я знал, что до готовности ждать нужно еще четыре часа, а просидеть столько времени на одном месте я не мог, как не мог и ходить из угла в угол, потому что нужно было как-то убить то, что причиняло этот несмолкаемый шум. И я зарядил еще одну дозу.
Я давно перестал причесываться. Если бы ты увидела меня, Дезире, ты бы посмеялась. Помнишь ли ты меня? Помнишь ли того парня, который мог, если нужно, разгладить складки на твоей юбке и показать, как чистить стекло с помощью содовой и газеты. Я носил одну и ту
Глава 21
Попав в систему, невольно понимаешь, как она работает, а дальше уже совсем просто заметить другие системы, увидеть, как они действуют на уровне улицы, распознать соучастников, прикрывающих махинации розничных торговцев, и узреть Власти, состоящие в услужении Властей, которые, в свою очередь, служат сидящим на высоко вознесенных стульях. Хойл был повсюду и получал свой кусок. А если не получал, тебя самого резали на куски.
Проблема заключалась в том, что, видя везде системы, я видел и угрозу, которую они собой представляли. И угроза, надо признать, была вполне реальной.
Отто рассказал мне об одном дилере, завсегдатае баров, бывшем частью его собственной цепочки. Никто в этой цепочке не знал друг друга, и все ее члены собирались в одном и том же баре, смешиваясь с обычными посетителями. Каждый вечер, в семь часов, музыкальный автомат играл выбранную им песню, и она становилась кодом на ближайшую ночь. Посыльный пробегал по другим барам, бросая монетки в их автоматы и передавая код измученным ожиданием зомби, коротавшим время за водой из-под крана или дешевым пивом. К восьми все разбредались, разнося благую весть через платные телефоны и кабинки порнотеатров. Улица оживала, зомби расползались по углам, нашептывая вполголоса «Фолсом призн блюз», «Фантом 309» или «Параноид», а всевидящим глазам и чутким ушам оставалось только ломать головы, разгадывая тайный смысл увиденного и услышанного.
Местом сбора членов другой сети служило кафе, куда они подтягивались раз в неделю в условленное время. Увидев первую попавшую на глаза белую машину, они запоминали ее номер, три первые цифры которого становились паролем до конца недели, тогда как три последние были отзывом. Ни с кем другим эти люди никогда не разговаривали, а их выбор был слишком случаен, чтобы кто-то мог перехватить пароль и код и расшифровать.
Сэмюель Морзе представил буквы алфавита в виде точек и тире, так что точкой или тире, а также звуком, цветом, предметом или словом, может быть что угодно.
Зная, как функционируют системы, я усовершенствовал их, чтобы замаскировать собственные сигналы и замести следы. Сигналы эти были повсюду.
В носу щипало, во рту горчило от привкуса раствора и еще хотелось есть. Голоден я не был и к тому же знал, что любая пища – что бы я ни затолкал в рот – будет отдавать кетоном. В лаборатории оставался
Слово «случайный» не имеет для меня никакого значения и вообще не существует в той вселенной, которую знаю я. Подбросьте монетку три раза и, может быть, получите один и тот же результат, но не увидите системы. Подбросьте монетку сто раз, и система начинает проступать. Чтобы спрятать сигнал, надо выяснить, где вокруг вас находятся системы, и скрыть свой между ними. Тот же принцип работает и в случае, когда вы учитесь замечать их: зашифрованные сообщения летают вокруг, отправители и получатели думают, что никто ни о чем не догадывается, тогда как вы в курсе их дел.
На протяжении некоторого времени я вел учет движения коммунального автотранспорта через расположенную на шоссе заправку. Бинокль позволял без труда наблюдать за ближайшими соседями, но интересовали меня прежде всего машины техпомощи, кабельного телевидения, почтовые фургончики и службы газоснабжения. Сверяя номера, отмечая время прибытия, я составлял графики. Всех прочих – сантехников, курьеров, коммивояжеров – я проверял по телефонной книге. Каждый раз, когда установленный на крыше радиолокационный детектор отключался с появлением определенного автомобиля, я делал соответствующую пометку. Постепенно совпадения складывались в систему, а это уже был сигнал опасности.
На этой стадии у меня уже срабатывал рефлекс: рука сама тянулась к стеклянной трубочке и янтарной смоле, и через секунду страхи и тревоги тонули в волне предоргазмического наслаждения, растягивавшегося на всю ночь. Чувство неопределенности, возникающее при столкновении с двойным значением и способное спровоцировать паническое бегство, ушло. Отто был шпионящей за мной машиной, Отто втайне от меня работал на Хойла, Отто слинял, и теперь Могильщик утрамбовывал его в пластиковый мешок – все это меня уже не трогало.
Я должен был закончить работу, и у меня оставалось сорок восемь часов, из которых первые двадцать четыре пролетели в сумасшедшем угаре вожделения, сравнимого по остроте ощущений разве что с растянувшимся на десять часов свободном полете с крыши небоскреба. Пришлось сосредоточиться на вторых двадцати четырех. Пес по-прежнему тявкал, визжал и лаял на несуществующих чужаков, окрестных койотов и енотов. Не обращая внимания на пса, я пытался разобраться в записях, но мысли упрямо стремились к тебе, Дезире, и всему тому, что я мечтал с тобой сделать.
Кусочком мыла на зеркале в ванной я написал слова «Здесь никто не ходит». Я знал, каждый шаг, каждый удар по крыше, каждый скрип тормозов есть в лучшем случае ментальный сбой. Как бы я ни сжимался от напряжения, как бы ни замирал от страха, в дверь никто не колотил. Если я что-то слышал и прислушивался внимательнее, звук не повторялся. Вглядываясь в темноту через щель в жалюзи или прижимая ухо к двери, я только подстегивал манию. Здесь никто не ходит, и я постоянно напоминаю себе об этом. Перестань зыркать глазами по сторонам, перестань чесаться. Давалось с трудом. Если жуки, змеи или крысы появляются в поле зрения, они настоящие. Но не пытайся их выдумывать.