Держатель знака
Шрифт:
– Постой, Зайцев. – Саша Герш поправил очки. – Видишь ли, Шмидт, мы с вами живем в советском государстве с рабоче-крестьянским правительством. Мы представляем из себя его сознательный аппарат, в то время как вы являетесь в лучшем случае оппозицией. И тот контроль, который мы проводим в настоящий момент, отличается от контроля внутри комсомольской организации тем, что это не добровольный контроль, а, если хочешь, даже принудительный…
– Иными словами – вы боитесь не успеть в тюремные надзиратели? А ведь тебе стыдно,
– Сущность интеллигенции классова.
– Сашка, да чего ты с ним распинаешься? А вот это надо непременно отразить в стенгазете – альбомчики с розочками! – Валька кивнула Зайцеву на столик: альбом лежал, как положил его Андрей – раскрытым на сделанном в карандаше наброске букета.
Снова послышался звонок, но его услышала только тихо выскользнувшая в переднюю Тата.
– А хорошее название для статьи – «Мушкетерщина и альбомчики»? Ну-ка!
Андрей, поздно вспомнивший свою оплошность, стоял слишком далеко: в следующую секунду синий альбом явно перестал интересовать Ваську Зайцева, взявшего его в руки…
– Эх!!
– Неплохо….
– Потише, Зайцев! Убери руки от браунинга – успею разрядить! – звонко произнес Борис, выхватив «смитт и вессон».
На секунду растерявшийся Зайцев приободрился.
– Ну и что?! Во-первых, при своей кисейной барышне вы не станете стрелять – это раз, во-вторых, всех не успеешь, Ивлинский, кто-нибудь да останется, а кругом – советская власть! Так что мы-то отсюда спокойно уйдем, а вот вы отправитесь вслед за вашим Алферовым, которого мы еще тогда раскусили! Держи-держи свою пушку… – Васька рассмеялся. – Что вы можете сделать – а ни-че-го!
«Он прав», – прозвенело в странно опустевшей голове Бориса.
– Что здесь происходит, молодые люди? Рядом с Татой в дверном проеме стоял, держа в
руке черный докторский чемоданчик, высокий худой человек с седыми волосами.
Для того чтобы понять все, Далю достаточно было одного взгляда… Браунинг на столике, альбом в руках комсомольца, напряженные лица мальчиков, «смитт и вессон» в руке Бориса…
– А Вы кто такой? – спросила Валька.
— Я, девушка, врач и пришел к своей пациентке, которой, боюсь, не идет на пользу разыгравшаяся сцена. Нельзя ли ее прекратить?
– Не валяйте дурака, – грубо ответил Кружков, – будто не знаете, что хранение оружия пахнет расстрелом?
– Вот как? Но, полагаю, в том случае, когда властей кто-то ставит о таковом в известность?
– Вы что думаете, мы не поставим?!
– В самом деле поставите?
– Еще бы!
– Вот как… Ну а это с вашей точки зрения является предосудительным? – Даль, неожиданно схвативший с дивана брошенную Борисом шпагу, вскинул ее вверх, невольно повторяя недавний Митин салют Андрею. Лезвие блеснуло в луче лампы. – А ну-ка СПАТЬ! СПАТЬ… И Вам, юная
Валька Волчкова, не сводя округлившихся глаз со шпаги в руке Даля, неуверенно вытянув впереди себя руку, подошла к дивану и медленно села.
– Не смотрите на шпагу, – шепнул Андрей, загораживая Тату, испуганно зажавшую ладонью рот.
Зайцев и Кружков сели рядом с Валькой. Герш медленно и тоже с какой-то странной осторожностью, опустился на стул.
– Благодарю… Взяли бы Вы свое грозное оружие, Андрей… От Вас не ожидал я такой беспечности… Ответьте-ка мне, молодой человек, помните Вы, что сейчас было?
– Нет… – Голос Саши Герша прозвучал с какой-то теневой невыразительностью.
– Вас здесь не было. Вы были в этой квартире?
– Нет…
– Она была закрыта. Почему вы в ней не были? Вы, девушка!
– Дверь была… закрыта. Мы прошли… мимо.
– Вы звонили в дверь. Никто не открыл. Вы, вероятно, позвонили прежде в дверь? Вы!
– Да, мы звонили… Но никто не открыл… И тогда мы пошли… дальше…
– И Вы тоже помните это?
– Да…
– Вы никогда меня не видели. Вам приходилось когда-либо встречаться со мной?
– Нет…
– Превосходно-превосходно… Андрей, вспомните-ка быстро, что сейчас нужно от них узнать для вашей безопасности?
– Не для нашей… Можно мне, Николай Владимирович? Спросите их об Алексее Даниловиче – они что-то говорили…
– Хорошо, Борис. Что Вы можете сказать о покойном директоре школы – Алексее Даниловиче Алферове?
– Нас очень хвалили… за него… товарищи в ЧК… Не так-то просто было… его выследить… Мы дежурили по очереди…
– Кто сообщил об Алферове в Чека?
– …Я …Валька …Сашка …Мы говорили с товарищем Абардышевым…
– Достаточно, спасибо. Сейчас я провожу вас до дверей и еще раз напомню, что они были заперты, – Николай Владимирович, небрежно игравший шпагой Бориса, отшвырнул ее в угол комнаты.
Когда Даль вернулся, Борис сидел на стуле, уронив голову на руки. Тата плакала: слезы текли и по щекам успокаивающего ее Мити. Андрей, стоявший посреди комнаты со скрещенными на груди руками, был до серого бледен.
– Да, друзья мои… Никуда не деться от того, что причиной гибели Алексея Даниловича послужили эти несчастные глупые дети.
– Кто-нибудь из которых будет сегодня ночевать в канале.
– Вам не стыдно, Андрей?
– Не понимаю, Николай Владимирович, отчего Андрею должно быть стыдно?! Алексей Данилович… да если перебить всех этих красных собак, это все равно будет мало за Алексея Даниловича!
– Алексей Данилович не порадовался бы сейчас на Вас, Борис.
– Но его с нами сейчас нет, Николай Владимирович!.. И нет – из-за них… Николай Владимирович, даже я сейчас мог бы… убить!
– Успокойтесь, Митя!