Держава богов
Шрифт:
Ахад скривил губы.
Я медленно кивнул. Меня в этой истории удивило лишь то, как много времени ему понадобилось, чтобы понять.
– Примерно то же, что ты делал, пока мы были рабами.
Взгляд Ахада стал пристальным и опасным.
– Только с той разницей, что это был мой выбор. А это все в корне меняет.
– Да неужели? – Я прислонился к одной из колонн крыльца и сложил на груди руки. – В обоих случаях тебя использовали. Не вижу особой разницы.
Он промолчал. Это молчание, как и то, что в дальнейшем он оставил
– Когда ты съезжал, жена Теврила, наверное, была беременна, – сказал я и пометил себе: по возвращении во дворец уточнить, что и когда происходило. Но реальной надобности в том не было. Дека был живым свидетельством его связи.
– У меня не может быть детей, – устало проговорил Ахад, и чувствовалось, что он не впервые повторял эти слова. Неужели так много женщин желало зачать от его горького и бессердечного семени? Невероятно!
– Раньше не могло. Пока у нас не было богини жизни и смерти, а ты представлял собой просто часть Нахи, его бледное дневное отражение. Потом появилась Йейнэ и наделила тебя целостностью. И вручила тебе дар, утраченный богами в момент смерти Энефы. Мы все вернули его себе, когда Йейнэ заняла место Энефы.
«Все, кроме меня», – мог бы я добавить, но не стал. Это ему и так известно.
Некоторое время Ахад в хмурой задумчивости созерцал висевший в пальцах цветок.
– Ребенок… – Он хмыкнул. – Ну и дела.
– Говорят, это был сын.
– Сын. – Мне показалось или в его голосе действительно прозвучало сожаление? Или некий оттенок безразличия, принятый мною за сожаление? – Пришел неведомым, а теперь его уже нет…
– Он был демоном, дурень ты этакий. И очень возможно, что Ремат, Шахар и Декарта – такие же демоны.
Сказав это, я задумался: насколько далеки от божественного первопредка должны быть его смертные потомки, чтобы их кровь перестала быть смертоносной? Шахар и Декарта были богами на одну восьмую, и их кровь меня не убила. Всего несколько поколений – и такая разница? Да неужели? Если это правда, значит мы сильно преувеличивали опасность, исходившую от демонов. С другой стороны, ни у одного бога еще не хватило глупости взять образец крови вероятного демона и испытать ее на себе.
Ахад снова хмыкнул. Теперь его негромкий смешок был отчетливо злодейским.
– Ну и превращение, – сказал он. – Из поработителей богов – в их убийц. Арамери воистину не устают удивлять.
Я уставился на него:
– Мне тебя никогда не понять…
– Это точно, – вздохнул Ахад. – Ладно, извещай меня обо всем, что будет происходить. И начни уже использовать эту хренову сферу для сообщений, что я тебе дал! Хватит играться! Или что ты там с ней делаешь?
По его меркам это было очень дружественное поведение. Мне, в свою очередь, надоело смотреть на его бессмысленную возню с одуванчиком, и я дал выход любопытству, поинтересовавшись:
– У тебя все в порядке?
– Нет. Но говорить об этом я не расположен.
В
Меня чем-то овеяло. Словно огнем, только не причиняющим боли. Дыхание мира пронеслось сквозь нас, учащаясь, и…
Тут Ахад вновь заметил меня и зло сбросил мою руку. Я улыбнулся в ответ и спросил:
– Так ты обнаружил свою природу?
Его рассерженный взгляд исчез под насупленными бровями, с лица пропало всякое выражение, и я не мог сказать, растерялся он или просто был раздражен. Была ли моя догадка правильной, или он сам не понимал, что чувствует? А может, сразу и то и другое?
Тут я подумал кое о чем еще. А подумав, приоткрыл рот и втянул его запах, напрягая все иссякшие чувства, чтобы разобраться в смешении знакомых эфиров. Особенно тех, что имели отношение к цветочку… Ага, вот оно! Теперь я был уверен.
– Тебя навещала Ликуя, – задумчиво произнес я.
Запахи не лгут: одуванчик побывал у нее в волосах. Но я вычислил гораздо больше: запахи рассказали еще и о том, что они с Ахадом недавно занимались любовью. Может, это и стало причиной его угрюмой задумчивости? Меня подмывало хорошенько подразнить его на эту тему, но я мудро воздержался. У него, кажется, и так руки чесались.
– Ты вроде куда-то спешил, – процедил он ледяным тоном. Его глаза потемнели, воздух кругом так и дрожал, излучая откровенное предупреждение.
– Обратно в Небо, пожалуйста, – сказал я.
И едва ли не прежде, чем я договорил, Ахад швырнул меня сквозь ткань бытия. Я вылетел из реальности, хихикая на лету и отлично понимая, что Ахад услышит мой смех и это окончательно выведет его из себя. Ну что ж, он на мне отыгрался. Я возник в десяти футах над день-каменным полом в одном из отдаленнейших уголков нижней части дворца. Падение кончилось переломом запястья. Пришлось полчаса идти к дворцовым писцам, чтобы те наложили целительные письмена.
Пока меня лечили, я расспросил писцов, как идут дела с расследованием нападения. Они односложно отвечали, что особого продвижения не наблюдается. (Они не забыли, что это я грохнул их предыдущего предводителя, но я не видел смысла приносить извинения.) Сейчас писцы трудились не покладая рук – пытались разобраться, как действуют маски. В большой и просторной общей лаборатории, где работало человек пятьдесят, моему взгляду предстало несколько столов с разложенными кусочками алой маски. И замысловатая рама, в которой помещалась белая. Ее смертного носителя я нигде не увидел, но без труда догадался о постигшей его судьбе. Скорее всего, тело отнесли в более укромный покой и теперь потрошили, доискиваясь секретов.