Держава богов
Шрифт:
– Вот как. – Эти слова каким-то извращенным образом напомнили мне о давешнем разговоре с Шахар. – Расскажи о ней поподробнее.
Говоря «о ней», я не стал уточнять, о ком именно, но Шевир, будучи писцом, блестяще умел разбирать языковые конструкции.
– Госпожа Шахар исключительно умна, ее считают очень взрослой для ее лет, и она необычайно ответственно относится к своим обязанностям. Как я слышал, большинство чистокровных родственников выражает уверенность, что она станет способной правительницей после того, как ее матушка…
– Нет-нет, – хмуро перебил я. – Этого мне не требуется.
Такой град вопросов заставил Шевира приподнять брови. Я же вдруг осознал две вещи, повергшие меня в ужас. Первое: что-то сильно я привязался к Шахар, и как бы эта привязанность не стала опасной. И второе: эту самую привязанность я прямо сейчас выдал Шевиру.
– Ну, как сказать… ее частная жизнь весьма сокровенна… – начал он неловко.
Я отмахнулся, пытаясь все сгладить, хотя и поздновато.
– Забудь, – проговорил я, морщась. – Это все дела смертных, то есть не особенно важные. Тем более что сейчас мне следует сосредоточиться на том, как найти лекарство от… происходящего со мной.
– Верно. – Шевир явно обрадовался возможности переменить тему. – В этом смысле причина, подвигнувшая меня искать встречи с тобой, такова: не согласился бы ты предоставить нам какие-либо… образцы? Мои сотрудники-писцы – из тех, что работают во дворце, – подумали, что мы могли бы поделиться сведениями с превитами в Тени и в «Литарии»…
Эти слова заставили меня нахмуриться. Я сразу вспомнил других первых писцов, другие образцы и всякие исследования, имевшие место на протяжении столетий.
– Чтобы попытаться вычислить, какие изменения во мне происходят?
– Да. У нас сохранились сведения, происходящие из времен твоего… э-э-э… заключения, господин. – Он тряхнул головой и наконец-то решил отбросить излишнюю тактичность. – В смысле, когда ты был здесь рабом. Бессмертным, запертым в смертной плоти. Твое нынешнее состояние кажется мне весьма отличающимся от тогдашнего. Вот я и хотел бы сравнить одно и другое.
Я еще круче сдвинул брови.
– Зачем? Чтобы сообщить мне, что я умираю? Так это мне и так известно.
– Если мы определим, как идет процесс твоего превращения в смертного, это может подсказать, с чего все началось. – Он говорил уверенно и деловито, сразу видно – человек в своей стихии. – Поняв причину, мы, не исключено, сумеем догадаться и как обратить процесс. Я никогда не дерзнул бы утверждать, будто искусства смертных способны превзойти божественную власть, но любые крохи знания могут оказаться бесценными.
– Ну хорошо, – вздохнул я. – Вам, полагаю, понадобится моя кровь?
Смертные вечно охотились за божественной кровью.
– И все прочее, что ты пожелаешь нам предоставить, – ответил Шевир. – Волосы, обрезки ногтей, слюну, кусочек плоти. И еще я хотел бы обмерить тебя и записать результаты на сегодня. Рост, вес и так далее.
Я ощутил укол любопытства.
– А это каким боком может пригодиться?
– Ну, во-первых, внешне тебе не дашь более шестнадцати лет. То есть тот же возраст, в котором пребывают ныне
Я затаил дыхание: до меня наконец-то дошло. Я и прежде «вырастал», причем многие сотни раз. И знал, каким способом мое тело это проделывало. Сейчас я должен был быть куда выше, тяжелее, мужественней и разговаривать более низким голосом. Восемнадцать лет – это вам не шестнадцать.
– Шахар и Декарта! – выдохнул я. – Мое взросление замедлилось, чтобы я смог подгадать к их возрасту!
Шевир кивнул, обрадованный моей догадливостью:
– Еще ты выглядишь весьма худощавым. Возможно, тебе недоставало питания, пока ты… отсутствовал, и это замедлило твой рост. Хотя более вероятно, что…
Я коротко, рассеянно кивнул, потому что он был прав.
И как такая важная деталь от меня ускользнула?
«Потому что такое заметил бы только смертный».
Я и прежде подозревал, что мое состояние некоторым образом связано с клятвой дружбы, которую мы заключили с Шахар и Декартой. Теперь я точно знал: это на меня повлияла их смертность. Прилипла, точно заразная хворь. Но какая болезнь замедлила бы свое течение, подстраиваясь под состояние других своих жертв? Тут, простите, уже попахивало умыслом…
Но чей это был умысел? И чего этот кто-то добивался?
– Что ж, писец Шевир, идем в твою лабораторию, – негромко проговорил я, пока мой разум лихорадочно делал выводы и тут же менял их в соответствии с новыми идеями. – Чего тянуть, дам-ка я тебе эти образцы прямо сейчас…
К тому времени, когда я покинул лабораторию Шевира – а дело было как раз на рассвете, – я почувствовал, что проголодался. Сосущее ощущение в животе еще не успело стать сильным, превратиться в мерзкую боль, которая запомнилась мне со времен рабства: тогда хозяева иной раз принимались морить меня голодом. Тем не менее я почувствовал нарастающее раздражение: ведь желание пищи было очередным свидетельством моего неотвратимого превращения в смертного. Я невольно задумался: умру ли я голодной смертью, если не стану обращать внимания на сигналы желудка? Поддержат ли мое существование игры и непослушание, как это было всегда? Меня даже взяло искушение проверить, что будет. Потом, однако, я потрогал руку возле плеча, где одежда скрывала повязку и исцеляющую надпись: оттуда Шевир взял толику плоти для своих опытов. Потерев больное место, я подумал, что в бессмысленных страданиях не было нужды. Будучи смертным, я и так натерплюсь в жизни достаточно боли. Еще и намеренно на нее нарываться?..
Впрочем, суета и громкие голоса довольно быстро отвлекли меня от мрачных раздумий. Мне пришлось проворно отскочить к стене коридора: мимо, сжимая оружие, промчались шестеро стражников. Один из них нес шар для сообщений, и, прислушавшись, я разобрал, как кто-то – вероятно, их капитан – негромко отдавал стремительные приказы. Что-то насчет необходимости «очистить северные коридоры на седьмом». Потом раздалось «передний двор» и – очень четко: «Скажите людям Морад, пусть принесут что-нибудь от вони!»