Держава том 4
Шрифт:
«Слава Богу, от болезни Маленького отвлеклась», – стал в душе даже благодарен младшему брату Николай.
– Ники. Вот согласно неписаному кодексу и «сними с него мундир». Уволь Мишку со всех постов и запрети возвращаться со своей пассией в Россию, – села рядом с мужем и прижалась к нему.
– Аликс, а вдруг это любовь?!
– Ники, умоляю тебя… Скажешь тоже… Любовь… Мишка о ней только в книжках с жёлтыми обложками читал. Вот у нас – любовь, – чмокнула супруга в щёку Александра.
«Нет, всё-таки Мишка молодец, – сладко-сладко поцеловал в губы жену. –
В ноябре венценосная семья переехала из Спалы в Петербург.
– Ваше величество, – на этот раз в Александровском дворце Царского Села докладывал императору Сазонов. – Османская армия, к нашему удивлению, в течение месяца потерпела полное поражение. Сербские войска дошли до побережья Адриатики, а болгарские до Чаталджинских высот, что находятся неподалёку от Константинополя. Европа в шоке, – патетически воскликнул министр, насмешив царя.
«Вообще-то неприятности имеют свойство рассасываться», – подытожил Николай: – Полагаю, непредвиденные итоги войны озадачили Венский кабинет и кайзера. Теперь они предпримут политические шаги, дабы лишить победителей плодов заслуженной победы. На дипломатическом фронте мы обязаны воевать. Отслеживайте ситуацию, принимайте меры согласно обстановке и держите меня в курсе, – подошёл к окну государь, давая понять, что аудиенция закончена.
* * *
Армейские будни протекали, как им и положено, со своими разнообразными ляпами.
Павловский полк в сентябре готовился передислоцироваться из летнего лагеря на зимние квартиры в Петербурге.
– Господа, поздравляю вас с окончанием ещё одного Красносельского сезона, – поднял бокал с шампанским Ряснянский.
Сидящие за большим, накрытым белоснежной скатертью столом, офицеры, дружно встали и, крикнув традиционное «ура», осушили хрусталь.
– Господин полковник, – нарушил идиллию зашедший в офицерское собрание из соседнего с ним деревянного строения полковой канцелярии капитан Рубанов, нёсший дежурство по полку. – Командир дивизии генерал Флуг вызывает в свой дачный дом его превосходительство генерал-майора Некрасова. Но так как командир полка отбыл вчера в Петербург, идти к начальству придётся вам.
– Поздравить, наверное, собирается, с окончанием летнего лагеря, – сделал предположение старший полковник.
– Никак нет! – официально отрапортовал Рубанов, щёлкнув каблуками, и пряча в глазах искры смеха. – Флуг орал в телефонную трубку, что кто-то из стоящих в карауле от нашего полка гвардейцев оставил в его палисаднике «след».
– Чего? – поперхнулся шампанским полковник. – Какой ещё след? Вы сегодня весьма официальны и чопорны, капитан. Садитесь лучше с нами и выпейте шампанского.
– Не положено на дежурстве! – наповал сразил старшего полковника. – К тому же я, по вашему велению и не по своему хотению – председатель полкового общества трезвости.
– Аким, что за след-то, не пойму? – выпил водки Гороховодатсковский и закусил колбасой.
– Вот никак вы, Амвросий Дормидонтович,
– Ну и юмор у тебя, Аким Максимович, – брезгливо отодвинул от себя батон колбасы Гороховодатсковский.
– Наши – не могут! – безапелляционно заявил полковник. – Уверен в них, как в самом себе. Кто в карауле был?
– Как раз из моей Государевой роты наряд. Пал Палыч – старший, а часовые: Махлай с Барашиным. Эти могут! И посвятили деяние своему фельдфебелю.
– Но нагадили генералу, – взъярился Ряснянский. – Вот ступайте и разбирайтесь, капитан.
– Не имею права покидать свой пост дежурного по полку, – даже ухом не повёл на приказ Рубанов. – Велено – командиру полка явиться. А вы остались за него. Думаю, что виноваты артиллеристы. Как раз мимо генеральского флигеля на учения ехали, – бросил вслед уходящему полковнику Аким.
– Кто виноват? – дурашливо завопил Ляховский, и все офицеры, включая и старших, дружно ответили:
– Артиллеристы!
В Петербурге на Царёву роту вновь обрушился удар – из ротного помещения пропал револьвер.
«Это уже не «след», а самое настоящее чрезвычайное происшествие, – занервничал Рубанов. – У нас, в отличие от других полков, даже в годы революции сквозь ружейные скобы цепи не продевали и револьверы на замки не запирали… И никогда ничего не пропадало», – вызвал «на ковёр» Пал Палыча.
– Ваше высокоблагородие, непременно дознаюсь и руки обломаю, – клятвенно пообещал ротному фельдфебель. – Завтра в запас ребята уходят, вот и схулиганил кто-то. Разрешите строить роту?
– Строй и дознайся! – приказал Рубанов. – Ведь кто-то не только мою репутацию, но и честь полка замарать хочет.
– Смир-рно! – рыкнул Пал Палыч, обходя строй. – Ну, розаны мои, кто же это разыгрался, как бугай в клевере и левольверт схитил? Махлай, чего хайло расстегнул, словно петь нацелился? Молчать! Барашин, ты тоже вчера у стойки с оружием, как моль возле шинелей, вился… Что, никак нет. Запасных жалко. Все завтра домой поедут, а с нашей роты мужики, из-за какого-то борзого коня, в казарме задержатся неизвестно насколько.
– Пал Палыч, – заволновались настроенные на отъезд солдаты, – дознаемся – забьём гниду!
– Я ноне точно дознаюсь, – вышагивал перед ротой фельдфебель. – К гадалке вечером пойду. Хотя как баба, и жилиста лярва, но в кадке с колдовской водой лицо злоумышленника мне покажет, потому как – ведьма, – хмуро оглядел Махлая с Барашиным.
– Да ей-богу не мы, Пал Палыч. – Вот те крест, – заблажили нижние чины.
– Ты, Нифонт Карпович, ещё своим прошлогодним жёлтым пальто поклянись… Чей бы козлик не взбрыкивал, а у девки – дитё! – философски закончил дознание фельдфебель, основательно изумив роту.