Держава (том второй)
Шрифт:
Но нижние чины ничего не поняли про бобы и стержень…
— Братцы, ни сы! — вдохновил и морально поддержал солдат унтер–офицер Сидоров.
На этот раз всё было понятно.
— Будем спокойны, как капуста на грядке, — уверил взводного царя Дришенко.
Расположимся кочанами за деревьями и валунами, — поддержал его старый солдат Егорша.
Японцы решили перегруппироваться и подтянуть резервы для решающего броска. Они ни сном, ни духом не ведали, так как за деревьями не пританцовывали китайские соглядатаи
И только через два часа, обстреляв на совесть пустые позиции 11-го полка, бросились в атаку.
1-я рота открыла ответный огонь, медленно скатываясь по склону сопки. Взвод из полуроты Рубанова, расположившись в роще у кумирни, прикрывал отход остатков роты.
За рощей Аким увидел крутой, заросший кустами и выгоревшей травой спуск в небольшое ущелье, по которому и повёл взвод, рассчитав, что рота благополучно спустилась с перевала и присоединилась к полку.
Обнаружив пустые позиции русских, выдохшиеся за время боя японцы, активно преследовать отступающего врага не стали.
Помогая легкораненым, и неся на носилках из толстых веток двух тяжёлых, остатки взвода, пройдя полверсты по ущелью, вышли к пологому распадку, из которого попали на пустую выбитую дорогу. И уже в темноте, не делая привал, медленно направились на соединение с полком.
Утром Аким обнял плачущую Натали.
— Что, что случилось? Неужели Козлов от раны скончался? — вопросил он, точно зная, что ефрейтор жив, и надеясь, что девушка плачет от страха за него.
— Час назад узнала из обрывка газеты, что второго июля умер Антон Павлович Чехов, — залилась горючими слезами. — А ещё твою лилию потеряла при отступлении, — рыдала она от счастья, что видит его живым.
— У–у–уф! — выдохнул воздух Аким, пока не придав значения смерти классика. И даже цинично произнёс: — Главное, Брюсов жив! А кувшинку ещё подарю.
— Как тебе не совестно, — рыдала она, но уже не столь горько, услышав про кувшинку. — Хотя Антон Павлович тоже шутил, написано в статье, — вытерла глаза и высморкалась в платок, достав из кармана огрызок газеты: «Окончательно поправлюсь, — за две недели до смерти говорил он, — когда умру».
— А твой отец сказал: «Смейся над смертью, она и не страшна будет». — Может он и Чехову это когда посоветовал?
— Да не встречался он с Антоном Павловичем… И о, ужас! Великого русского писателя везли в Россию из германского города Баденвейлера, где он скончался, в вагоне с надписью «устрицы». Это насмешка над нашим писателем.
— А я полагаю, что немцы лишены чувства юмора, но зато весьма практичны… По нашим генералам это вижу, а Зерендорф только по фамилии, ганс. В устричном вагоне везли из–за холодильной установки. Или льда натащили…
Они не знали, что несколько дней назад, 15 июля, в абсолютно мирной, европейской России, убит министр внутренних дел Вячеслав Константинович Плеве.
____________________________________________
Боевая
В летний июльский полдень, солидный иностранец в шикарном сером костюме с искрой и в широкополой шляпе, мода на которую ещё не дошла с туманных берегов Альбиона до России, дефилировал по Невскому, держа в одной руке тросточку с серебряным набалдашником, а другой слегка придерживая даму в модном красном манто и с громадным страусовым пером на шляпе.
Пройдя Невский, парочка свернула на Фонтанку.
— Дора Владимировна, глядите ради Бога, веселее, ибо фланируете по столице с прекрасным молодым человеком, к тому же не каким–то там русаком, а англичанином, что подтверждает паспорт, — с улыбкой повернувшись к даме, произнёс Савинков. — А вот и наш разносчик табачных изделий, — с трудом скрыв радость, кивнул головой на бредущего навстречу лоточника в засаленном пиджачишке, мятом картузе и стоптанных сапогах, давно забывших о смазке.
Всё это убожество прикрывал белый фартук и лоток на ремне.
— А вот папиросы высший сорт, — тенором зачастил Каляев, профессионально предлагая красочные коробки с папиросами: «Герой «Белый генерал», «Суворов» и «Дюшес». — Покупай, дядя, не пожалеешь, — оглянулся на проезжающего в коляске пристава. — А вот карточки с крейсером «Варяг»… Открытки с героями Чемульпо. Виды Порт—Артура, — покосившись на проехавшего пристава, не ухарски–разбитным, а нормальным уже голосом произнёс: — Ненавижу войну, но распространяю лубочные военные открытки… До того уже вжился в образ, что и ночью в уме барыш подсчитываю, грустя об убытках.
— Иван Платонович, друг ты мой разъединственный, я ведь тоже внимательно слежу за вестями из парламента Англии, и интересуюсь ценами на шерсть, — достав трубку, повертел её в руке. — А Дора Бриллиант из магазинов не вылезает, платья покупая, — хохотнул он.
— Уж лучше платья покупать, чем кажинный день, дядя.., — вновь перешёл на ухарский тон, заметив проходящего мимо городового, козырнувшего Савинкову.
Тот, поправив галстук с бриллиантовой запонкой, выбрал виды Порт—Артура.
— А мне папиросы «Дюшес», — чуть хрипловато произнесла женщина.
— И чего дальше? — поинтересовался Савинков у товарища, когда городовой удалился на приличное расстояние.
— Места на улице все откуплены. Торговцы орут — кто ты такой, паря, и какого чёрта тута делаешь… Раз чуть в полицию не угодил, ибо сильно и нецензурно отбрёхивался с помощью кулаков. Да пошли они, — независимо уставился на шествующего мимо них сурового лоточника в чёрном пиджаке, белой косоворотке и смазных сапогах. Лицензия о продаже вразнос у меня выправлена в полицейском участке, — заметил, как вытянулся далеко ушедший городовой, а мимо них пронеслась, сверкая мытыми блестящими спицами лаковая карета с гербом, запряжённая вороными рысаками.