Держи Меня Крепче. Часть 2
Шрифт:
– Ты не любишь оливки, а я их обожаю, значит, мы идеальная пара! Я буду есть оливки из твоего салата, из твоей пиццы…
– Выковыривать что ли?
– Ты можешь сама их мне перекладывать.
Саннетт лишь хмыкнула, представив как ногтями вышкрябывает ненавистные оливки и, словно заправский жонглер, закидывает их в раскрытый рот Оллика-щенка.
– И долго ты на оливковой диете протянешь, мачо?
– Всю жизнь, – излишне пафосно ответил парень.
– Ты еще пяткой в грудь себя тресни, – на его округлившиеся глаза
Оливер беззлобно усмехнулся, не отводя взгляда от лица Сонечки. Эти пикировки со взбалмошной и даже взрывной девушкой ему нравились. Она была живой, без масок – все читалось на ее лице. Может дело в ее возрасте, хотя не намного он ее старше, а может дело в том, что в семье Матвеевых все девушки такие… искренние что ли? Настоящие. А не как те анорексичные куклы, которые тоннами виснут на нем.
Сестры разные, как инь и янь, но под щедрым слоем брони из их характеров, манер, мыслей… возможно ли, что под всем этим и Соня, и Лена имеют одинаково чистые сердца, как у одной из них? Ленино сердечко словно прозрачная слеза. А что с сердцем Сони? В девчонках же течет одна кровь, но значит ли это, что одна девушка может заменить собой другую? Они ведь и влюблены обе в одного и того же придурка, его братца, который порой забывает о своих обещаниях.
Он перевел взгляд на приборную панель, а пальцы его своевольно выбивали известный мотив у себя на коленке. Грустно улыбнувшись самому себе, будто неимоверно огорчен этим фактом, Оливер даже несколько виновато сообщил ей:
– Я же не акробат, зайка.
– Глупо, – отбрила его суровая Соня. – Теория твоя глупа и дебильна. Например, ты какие фрукты больше всего на свете любишь?
Не задумываясь, он заявил, что мандарины:
– Но, я еще и арбузы люблю… Только это ягоды. Так что мой ответ – мандарины!
– Вау! Какой нежданчик! – она притворно удивилась. – И мой любимый фрукт – мандарин! Как делить будем?
– Ну-у-у… Думаю, я как джентльмен…
Соня беспардонно его перебила:
– У тебя что, синдром рыцаря? Или ты во мне леди разглядел? Короче, делить мы его точно не будем. Ты захочешь съесть мандарин – он же безумно вкусный! И я захочу. И оба будем хотеть сильно-сильно! Но делиться мы не захотим. А значит? Значит, война!
– Ты чересчур брутальна, Соня, – щелкнул он ее по носу.
– Чего клешни распустил? – Соня перехватила его руку. – А если сломаю?
– Ломай, – меланхолично отозвался парень, но в его глазах мерцал вызов.
Девушка секунду подумала и отпустила. Тепло его рук приятно грело ладони, но мысли рождало совсем безрадостные. Она уже успела пожалеть, что затеяла разговор, но сдержать себя не могла.
– Ты ведь меня не любишь, Оливер Басс.
Все, она сказала ему. И что он ответит? Будет отрицать иди согласится? А как ей себя повести? Да, зря она начала. Но отступать – не ее метод. В ее манере – принять бой и
– С чего ты взяла? – усмехнулся парень, но внутренне напрягся.
С какого перепугу она решила спутать ему карты? Или разгадала коварный план?
– Это видно. Но это не страшно и я помогу тебе.
– Как же? – в голосе Оливера промелькнула заинтересованность.
Поменять один план на другой – легко. Лишь бы игра выгорела, а то, что она стоит свеч – без сомнения.
– Тебе – Лена, мне – Охренчик.
Оливер рассмеялся, но его настоящие эмоции было понять невозможно, вот если бы Соня была психологом, она бы сразу раскрыла, что этот смех не носит характер ни радостного, ни злостного – он призван скрыть волнение и небольшое замешательство:
– Не-е-е, моему братцу никто кроме нее не нужен.
– Значит, тебе нужно стать для нее лучше, чем Шерхан, – слова вылетали из нее безжалостно, хотя раскаяния о том, что она поступает неправильно и негуманно вовсе, продолжали ее преследовать, невидимыми темными крыльями вырастая из спины.
– Я и так лучше, – возразил уверенный в себе донельзя Олли. – Но я хоть и есть, меня ей не нужно.
Теперь грусть в его голосе прозвучала неожиданно неприкрыто. Словно нагая Маргарита пролетела на помеле над городом, окрасив этой домашней утварью темно-синее небо в угольно-черное, мазнув также и по настроениям Басса и Сонечки.
Но Соня вновь удивила саму себя, выдав саркастичную фразу:
– Ща расплачусь от сожаления, бедняжка, – она усмехнулась, поддерживая как-то случайно выбранный образ стервы. – Плохо стараешься.
– Можно подумать, ты лучше?
– По крайней мере, я что-то делаю, прилагаю усилия, стараюсь.
– Вот и я так же.
– Да уж. Стараешься… – неожиданно, она очень зло выкрикнула ему прямо в лицо, наконец-то повернув к нему голову: – Нафиг надо было устраивать игры со мной, если тебе Лена нравится?
Но Оливер словно надел на лицо непроницаемую маску:
– И долго ты это вычисляла?
– Вот минут… несколько назад в голову прилетело. Озарение. Когда мы из подъезда вышли глазами ее поедал, потом дверцу в машину открывал и чуть ли не запрыгал как зайчик на ушах. И как всю дорогу в зеркальце заднего вида пялился, будто торт свадебный сзади везешь. Да и раньше ты ей всегда внимание уделял. Одно к другому, бисеринка к бисеринке и вот полная картина, которую ты даже не смеешь отрицать.
Оли неопределенно хмыкнул:
– И тебе даже не обидно, что не ты королева моих снов?
– Мне обидно, что я не королева твоих кошмаров, – парировала мандариновая девушка, как иногда про себя ее называл Оливер. После минутного молчания она добавила свою правду: – Я Шера люблю. А не тебя, хотя были… А нет, не важно.
– Уж скажи, сделай милость, – зацепился он за ее недоговоренную фразу, в которой, возможно, скрывалась безумно важная информация.
– Проехали.