Держи меня
Шрифт:
— Малышка, беги в комнату.
Она непонимающе, удивленно смотрела на меня, пока я осторожно снимал ее с колен. В двери повернулся ключ, Аля метнулась в мамину спальню. Я схватил ее кофточку и спрятал себе за спину. Дверь открылась и в прихожую вошёл мой брат…
***
Забежала в комнату, закрыла дверь, прислонилась к ней спиной. Прижала ладони к горящим щекам. Вспомнила, наконец, что совершенно голая по пояс, сбившийся вверх лифчик — не в счет. Позорище! Сама предлагала ему… На меня будто ведро ледяной воды вылили — так стыдно было!
Что
Матвей поцеловал меня возле подъезда. Было приятно. Не столько приятен сам поцелуй, сколько понимание того, что Я нравлюсь такому интересному привлекательному мужине.
Ну, собственно, и все. Поцеловал, я развернулась и ушла. И продолжения мне не хотелось.
Но это… это не поцелуй… это взрыв какой-то. Взрыв, который произошёл внутри меня. Ладно, он творит непонятно что, от него спиртным несет за километр! Но я-то, я! Сама на него набросилась. А когда он стал ласкать грудь… я готова была прямо там ему отдаться… Ужас!
Поправила бюстгалтер, надела футболку. Ой, кофточка же там в прихожей осталась! Матвей же все поймет! Что он обо мне подумает! А если бы он вошёл и увидел меня полуголую на коленях у брата? А если бы Рома узнал, что я с Матвеем целовалась? Мысли метались в моей голове. Я не могла понять, чего бы я не хотела больше. Одно знала совершенно точно, дальше работать в этом доме будет ещё труднее.
11. День четвёртый
Утро снова началось с крика. Я слетела с кровати и, кажется, еще с закрытыми глазами, понеслась на этот крик. Возле двери в Ромину комнату остановилась. Вспомнились его слова о том, чтобы ноги моей утром у него не было. Но он закричал снова, и я вошла.
Я увидела примерно такую же картину, что и вчера. Его голова металась по подушке, он стонал, как от боли, руки сжались в кулаки. Лицо покрывали капельки пота. Я схватила висевшее на стуле полотенце и, не раздумывая, села на краешек кровати. Пусть ругается сколько хочет, сейчас ему плохо, и я побуду рядом.
Полотенцем вытерла пот со лба. Погладила по щеке рукой. Бедненький, как же ты мучаешься! Я знала, что жена и сын Ромы погибли в аварии. Наверное, он был ее виновником, раз так страдает. А Вадим — это, наверное, его мальчик. Как же Роме тяжело жить, зная, что он виноват в смерти собственного ребенка? В такой ситуации будешь ненавидеть и себя и весь мир! Мое сердце просто разрывалось от жалости к нему. Но я понимала — раз он прогнал меня вчера, значит не хочет, чтобы его жалели.
Только сдержаться не могла. Гладила по голове и повторяла одно и то же много-много раз.
— Все будет хорошо. Все пройдет. Милый мой, хороший мой…
Он спит, он все равно ничего не слышит…
***
Пришёл в себя, не понимая, где я. То ли в машине, то ли в больнице. Почему же так болит голова? И кто это рядом
— Влада?
Прошептал, и тут же вспомнил. Только было поздно. Аля отдернула руку, встала с кровати и тихонько пошла к выходу. Прохрипел ей вслед.
— Аля, стой.
Но она все равно ушла. Испугалась, что снова наору на нее, или ей не понравилось, что я Владу позвал? Вот дурак! Откуда она взялась, эта Влада? С чего вдруг это имя дурацкое мне вспомнилось? Сколько я ее не видел? Через пару месяцев после аварии она приезжала. Попытался встать, но было больно. Болела спина, причем боль отдавала в ноги. И даже показалось, что судорогой свело пальцы на ноге. Такого раньше не было. Может, это я так восстанавливаюсь? Может, скоро буду ходить?
Почему-то впервые за полгода это показалось важным, я даже обрадовался. Но боль постепенно ушла, а ноги я не ощущал, как и прежде. Перебрался в коляску. Нет, к Але в таком виде нельзя. Сначала в ванную — насколько это возможно, без помощи, привести себя в порядок. Как же голова болит!
Так я ж вчера пил! И немало, между прочим, выпил!
Побрился. Этот процесс стал трудным, потому что для коляски места в маленькой ванной недостаточно — можно было сидеть только в одном положении. Бриться приходилось с помощью маленького зеркала — до большого я просто не доставал…
Пекла блины. Ждала. Надеюсь, сегодня будет без капризов! А может, снова будет отчитывать за то, что пришла к нему в комнату? Больше не пойду, раз он такой.
А еще мучил вопрос, кто такая Влада. Раз Рома ее звал, значит она дорога ему. Жену-то Вероникой звали. Значит, не жена. Любовница? Почему тогда его мать сказала, что он мною интересовался, в окошко за мной следил? А где она? Любит ее, наверное, раз вспоминает, когда плохо именно о ней. Я ее не знала, но она мне уже была неприятна. Вот с чего, спрашивается, я решила, что имею на него какие-то права? Из-за одного поцелуя? Застыла, глядя в стену перед собой, вспоминая, как он целовал. Он просто был пьян. И ему было все равно, с кем целоваться. Это я напридумывала себе глупостей! Опомнилась, когда блин уже сгорел. Аккуратно, оглянувшись и убедившись, что Ромы поблизости нет, выбросила в мусорку.
Так, хватит их печь. Еще не известно, будет ли он есть мое изделие. Как же себя с ним вести? Что говорить? Когда уже заваривала себе — кофе, ему — чай, услышала скрип за спиной. Остановился совсем рядом. Нужно повернуться. Нет, не могу! Пусть первый что-нибудь скажет!
— Аля, прости меня!
Простить? За что? За грубость? За поцелуй?
— Аля, повернись!
Медленно повернулась, опустив глаза в пол. Как же посмотреть-то на него?
— Аля, прости! Я вел себя, как… идиот! Я грубил, говорил гадости! Прости! Вообще-то, я не такой, правда. Ну, посмотри на меня. Я сильно тебя обидел вчера? Аля, зачем ты снова отворачиваешься? Давай поговорим!