Дерзкая и желанная
Шрифт:
Теперь пришел ее черед.
Раз, два, три… пора!
Оливия полетела вперед, приземлилась на четвереньки и кубарем прокатилась несколько ярдов, запутавшись в юбках. С минуту полежала, чтобы перевести дух и удостовериться, что цела и невредима, потом выпуталась из юбок и поспешила за своим саквояжем. А вдруг бутылка вина разбилась? Тогда и смена одежды, и продукты будут испорчены.
Заметив сумку, она прибавила шагу, и когда наконец схватилась за мягкие кожаные ручки, вознесла благодарственную молитву. Содержимое сумки было решающим для успеха ее плана,
Велик был соблазн продолжить путь по дороге, а не брести по высокой траве, где наверняка полно всяких насекомых да и земля неровная, но она не могла рисковать: вдруг кто-нибудь ее увидит и предупредит Джеймса и Оуэна. Кроме того, одинокая женщина ночью на дороге легкая добыча. Посему она выбрала кусты и каменистую местность, которые могли укрыть ее от посторонних глаз.
Порадовавшись, что надела пусть и безобразные, но зато самые крепкие ботинки, она побрела по траве к небольшому возвышению, где обнаружила узкую тропинку, проложенную, видимо, другими путниками, всей душой надеясь, что не наткнется на кого-нибудь из них на пути в Хейвен-Бридж.
Осторожно ступая по примятой траве, Оливия с опаской поглядывала себе под ноги, чтобы, не дай бог, не наступить случайно на змею, но поскольку солнце уже село и небо быстро темнело, трудно было что-либо рассмотреть.
С каждым шагом сумка становилась, казалось, все тяжелее. Когда одна рука уставала, она перекладывала ее в другую. Через полчаса плечи горели, а руки онемели, но она не решалась останавливаться: до рассвета путь предстояло пройти немалый.
До ее слуха вдруг донесся стук копыт вдалеке, и, присев пониже в придорожных кустах, она затаила дыхание. Стук сделался громче, и скоро по пустынной дороге в темноте галопом пронеслась лошадь, и можно было различить всадника, низко склонившегося к ее шее. Боясь обнаружить себя, Оливия чуть приподнялась и всмотрелась в фигуру всадника.
Широкие плечи, узкие бедра, атлетическая грация. Джеймс. Несмотря на тусклый лунный свет, она узнала его. Она узнала бы его повсюду.
Он все-таки поехал за ней, в чем, впрочем, она и не сомневалась. Да, она надеялась, что письмо разубедит его, но в глубине души знала, что так легко он не сдастся. Тяжелее всего ей было представлять, как он читает письмо, и чувствовать боль предательства, которую, должно быть, испытывал Джеймс.
Ей хотелось окликнуть его, сказать, что любит и что в том дурацком, ужасном письме нет ни слова правды. Хотелось сказать, что готова выйти за него когда и где угодно, и поклясться быть с ним рядом до последнего вздоха, в горе и в радости.
Но это означало бы крушение его мечты, поэтому она осталась сидеть в своем укрытии, дожидаясь, когда стихнет вдалеке стук копыт, а потом уронила голову на колени и заплакала.
– Так-так, что это у нас тут?
При звуке низкого противного голоса она вскочила на ноги и отшатнулась. Внушительного вида незнакомец так крепко ухватил ее за руку, что она вскрикнула.
– Тихо. – Он встряхнул ее с такой силой, что клацнули зубы.
Его цепкий,
– Удираешь? Неужто никто не предупреждал тебя, как опасно на большой дороге?
Ох, Джеймс предупреждал, и неоднократно.
– Отпустите.
Он хмыкнул, и от его мерзкого смешка по коже пробежал озноб.
– Что в сумке?
– Одежда. Вам не подойдет.
– Посмотрим. – Он поднял саквояж, и глаза его округлились. – Какие у тебя тяжелые платья.
– И туфли, – сказала Оливия, удивляясь, что еще в состоянии дерзить.
Все еще сжимая ее руку, он наклонился, дернув за собой, открыл и перевернул саквояж, вывалив все содержимое на землю. Наткнувшись на бутылку вина, он выгнул бровь и отставил ее в сторону, затем нашел и кошелек с монетами, который поднес к уху и потряс. Довольный своей добычей, он сунул кошелек в карман, рывком поднял Оливию и потребовал:
– Гони свои цацки!
– У меня с собой их нет. – И это была правда. Там, куда она направлялась, украшения были не нужны.
Он наклонился вперед, обдав лицо своим вонючим дыханием.
– Нету? Чегой-то не верится.
Он ухватил ее за подбородок и повернул голову в сторону, проверяя мочки ушей, потом опустил взгляд ниже, зло насупившись при виде ее ничем не украшенной шеи.
– Давай-ка посмотрим на руки.
Она протянула дрожащие руки, запоздало вспомнив про кольцо – золотое кольцо, которое они с Джеймсом нашли у реки.
– Давай его сюда! – прорычал грабитель.
– Нет. – Одно дело – вино и деньги, и совсем другое – это колечко. Это мое обручальное и дешевое к тому же.
Оливия сунула руку в карман и вытащила свои последние монеты.
– Вот, возьмите вместо него и отпустите меня, пожалуйста.
Громила алчно схватил монеты, спрятал в карман и снова встряхнул ее.
– Гони кольцо.
– Я не знаю, смогу ли его снять, – сказал она истинную правду. – Попробую, если отпустите мою руку.
Он подозрительно сузил глаза, но все же отпустил, хотя ни на мгновение не выпускал из поля зрения, словно боялся, что она сорвется с места и пустится наутек.
Но сколько бы Оливия ни крутила кольцо, пытаясь снять, оно оставалось на месте.
– Дай-ка! – в нетерпении прорычал грабитель и, схватив ее за руку, попытался сорвать кольцо, при этом дернув с такой силой, что у нее в глазах потемнело от боли.
Чем больше он тянул, тем сильнее распухал палец, словно его прищемило дверью.
– Пожалуйста, – взмолилась она со слезами на глазах. – Его никак не снять, разве только вместе с пальцем.
Он зло расхохотался и вытащил из голенища сапога нож, на лезвии которого блеснул лунный свет.
– Если ты так хочешь…
Он хотел было снова схватить ее за руку, но она отскочила.
– Погодите. Дайте мне еще минутку: попробую все-таки снять.
Оливия хоть и предпочитала думать, что вор блефует насчет того, чтобы отрезать палец, однако проверять не хотела. Она поплевала на палец, и кольцо чуть-чуть сдвинулось.