Дерзкая и желанная

Бартон Анна

– Лучше бы ты этого не делал.

– Я считал, ты будешь счастлива, что мы начнем нашу совместную жизнь.

– Но у меня все не шел из головы бедный дядя Хэмфри.

– А при чем тут Хэмфри?

– Он ни разу в жизни не ездил в экспедицию и мог изучать мир только по книгам. И когда он говорит о возможностях, которые упустил, взгляд у него такой печальный и затравленный.

– Это потому, что он слишком много пьет и проводит время в обществе своих кошек.

– А я думаю, это потому, что он так и не смог воплотить свою мечту.

И я не могла вынести мысли, что однажды, через много лет, увижу в твоих глазах тот же затравленный взгляд. Я хочу, чтобы ты был счастлив… по-настоящему счастлив.

Он приподнял ее голову за подбородок и погладил подушечкой большого пальца скулу.

– Ну, во-первых, я буду счастлив, если мы выберемся из этой жалкой лачуги. – Он подхватил ее на руки, пинком распахнул дверь и перешагнул через порог. Она уютно пристроила головку в изгибе его плеча, и впервые за неделю Джеймс облегченно выдохнул, отпустив все свои тревоги, страх и неуверенность и почувствовав, как освободившееся пространство заполняется любовью, надеждой и счастьем.

Он принес ее к их месту у реки и поставил на ноги, потом снял сюртук и расстелил на земле.

– Не совсем одеяло, но все-таки трава не будет так колоться.

Засмеявшись, она села и подобрала под себя ноги.

– Колючей травы я не боюсь. В сущности, после этой недели я уже почти ничего не боюсь.

– Кроме пауков.

– Конечно.

Вспомнив камни у реки, он спросил:

– А ты, случайно, не копала, пока была здесь?

– Ну да, копала немножко. – Она улыбнулась. – Я нашла кусок металла, который похож на часть креста, и еще камни.

Он выгнул бровь.

– Ты говоришь прямо как археолог.

Она пожала тонкими плечиками.

– Мне же надо было чем-то занять свои дни. Должна признаться, что это было… приятно.

– И, может, чуть-чуть волнующе?

– Да. – Она потерлась губами о его шею, и пульс у него зачастил в ответ.

Он пощелкал языком, подзывая своего коня, и отвязал седельную сумку.

– Я привез тебе поесть.

Он вручил ей сначала хлеб, а когда она съела все до крошки, усмехнулся и отдал все, что привез, включая фляжку с вином.

Пока она ела, он принес выстиранные платье и рубашку, еще раз выжал и развесил на камне сушиться.

Слизнув капельку яблочного сока с тыльной стороны ладони, Оливия откинулась на спину и, устремив счастливый взгляд в небо, вздохнула:

– Ничего вкуснее в жизни не ела… особенно пирожки.

Джеймс вытянулся рядом.

– Вообще-то благодарить надо Ральфа. Когда он гулял здесь сегодня утром, ему показалось, будто среди деревьев кто-то мелькнул. И я подумал, что это можешь быть ты… Я надеялся, что ты.

– А, утром у меня было ощущение, что я не одна. Слава богу, что это был твой брат, а не тот грабитель, которого я… ну неважно.

– О нем можешь больше не беспокоиться.

– Как твой брат? И мама?

– Прекрасно. Но сейчас я хочу поговорить не о них.

* * *

Оливия

моргнула и повернулась к нему.

– Заварила я кашу, да?

– Нет. Не думаю, что это, – он сжал ее ладонь, – можно назвать кашей.

Она улыбнулась.

– Ну а как бы ты это назвал?

– Я думаю, что любовью. Ты храбро провела неделю в глуши, чтобы исполнилась моя мечта поехать в Египет. Я прочесал чуть ли не пол-Англии, потому что не могу представить будущего без тебя.

Надежда кольцом свернулась у нее в животе. Теплая и сладкая.

– Тогда, полагаю, хорошо, что ты меня нашел.

– Я люблю тебя, Оливия. Больше музея, полного старинных артефактов, и пустыни, полной еще не найденных реликтов.

Она насмешливо вскинула бровь.

– О, это воистину высшая похвала. – Потом серьезнее добавила: – Я тоже люблю тебя. Больше, чем гардероб, полный изысканных платьев, и булочную, полную горячих сладких булочек. И я не говорю, что это из-за твоей груди, – она провела ладонью по гладкому полотну его рубашки, – однако и утверждать, что она тут ни при чем, не стану.

Джеймс наклонился и прислонился лбом к ее лбу.

– Я так тревожился о тебе.

Мука в его голосе чуть не довела ее до слез.

– Шш. – Она прижала палец к его нижней губе. – Я здесь. Со мной все хорошо, и я собираюсь тебе это доказать.

С этим она уложила его на спину, склонилась над ним и коснулась его губ своими. На короткий миг они замерли так, дыхание их смешалось в теплом летнем воздухе, и казалось, на свете нет никого, кроме них двоих.

Вот оно, то, чего она всегда желала. Такая любовь, которая выдержит любые тайны и любые ошибки, какими бы большими они ни были. Любовь, которая любую безнадежную ситуацию превращает в… правильную.

Желание вспыхнуло. Поцелуй углубился. Джеймс тихонько застонал, потянув одеяло, которым она была обернута, и оно упало, оставив ее совершенно нагой. Он жадно ласкал груди, бедра, живот, воспламеняя ее.

Она тоже стала стягивать с него одежду, и скоро его теплый крепкий торс потирался о ее соски, дразня и превращая их в твердые ноющие горошины.

Он просунул руку ей между ног и дотронулся до лона. Влажная и дрожащая от нестерпимого желания, она выдохнула:

– Джеймс… В письме я солгала. Я никогда не переставала любить тебя. В моей жизни был только ты. И всегда будешь.

Он опустился на нее, просунул ладони под ягодицы и посмотрел в глаза с нежностью, от которой перехватило дыхание.

– Ты придала моей жизни смысл, Оливия. Я всюду искал, пытаясь найти что-то… действительно важное. А ты все это время была рядом.

Она обхватила его ногами, привлекая ближе, и он, не сводя с нее глаз, медленно вошел в нее. Их тела идеально слились, они двигались вместе, раскаляя обоюдную страсть добела.

– Больше никогда не покидай меня, Оливия, – взмолился Джеймс, обхватив ее лицо ладонями.