Дерзкая
Шрифт:
Я открыла глаза. Извеков стоял надо мной, внимательно глядя мне в глаза.
– - Это все?
– - спросила я, очнувшись. Как бы между прочим промелькнула мысль, что мой голос звучит странно: надтреснуто и глухо, как у пропойцы. Но не задержавшись, мысль нырнула куда-то.
– - Все, -- отрезал Валерий.
– - Ложь, -- почти беззвучно прошептала я, чувствуя, как панический ужас лишает меня возможности соображать. Еще никогда у меня не было такого страха. Его липкий ледяной сгусток я ощущала физически. Он рос внутри.
– - Все!
– - рявкнул Извеков.
– - Что с Олегом?
– - Он жив, -- сразу же поспешно отозвался Извеков и отошел от меня подальше.
– - Это правда?!
– - я бросилась на него в ярости. Он успел перехватить мои руки, когда я была уже готова вцепиться ему в горло.
– - Это правда. Середа и Орешин живы, и я могу представить доказательства, -- прошипел он прямо мне в лицо. Я вдруг поняла, что он меня с трудом сдерживает.
– - Если ты лжешь, я убью тебя!
– - пообещала я, отходя от него.
Нет, не я его, а он в любую минуту может избавиться от меня, как сделал это с Александром, и оставить вместо меня кучу гниющей протоплазмы. Теперь он может делать со мной все. И никому до этого нет никакого дела, потому что и меня уже нет. Ведь на аллее Екатерина Орешина умерла. Умерла от пяти пулевых ранений.
– - Ты умеешь стрелять, Валерий... Это ведь ты убил меня?
Он кивнул.
– - Зачем?
– - Я же говорил тебе, что Катя устраивает меня больше остальных, но я был вынужден ею пожертвовать. Не скрою, я очень об этом сожалею. Теперь целый этап работы нужно начинать сначала...
Я потрогала штопку на своей шее. Жесткость и совершенное отсутствие всякой чувствительности. Значит, теперь только серебро могло причинить мне боль. Даже серебро друга... Я вспомнила, как Олег яростно боролся с мерзкими псами, и беспокойство снова липким комком зашевелилось внутри.
– - Откуда здесь браслет Олега? Он был на нем, пока... пока я была жива. Его можно было снять только с его трупа!
– оборвала я рассуждения Валерия, которые он вел, не замечая, что я даже не слушаю. Он пожал плечами:
– - Отчего же, возможны варианты. Он сам мог тебе его надеть. Я же говорю, что Середа жив!
– - настойчиво повторил он.
– - А я? Что я теперь такое?
Валерий подошел ко мне и осторожно положил руку мне на плечо. Кажется, таким образом обычно успокаивают. Но как можно успокоить существо, внутри которого зреет клубок боли?
– - Ты теперь -- душа Екатерины Орешиной, -- Валерий взял мои руки в свои, и взгляд его обрел спокойствие и уверенность, словно до этой секунды он сам сомневался в своей формулировке.
Екатерины Орешиной больше нет. А я теперь только ее душа. Черт бы побрал этого придурка Извекова!
Я резко вырвалась и бросилась к окну. Сдерживая крик, который рвался наружу сам по себе и не хотел подчиниться моей воле, я изо всех сил ударила кулаками по стеклу. Стекло было небьющимся, по нему, наверное, можно было колотить кувалдой. И я колотила, как будто там, за окном, было мое спасение, и от того, разобью я стекло или нет, зависит
– - Хватит, Катя, -- мягко сказал Валерий, когда я остановилась.
– - При чем тут окно?
Окно было не при чем. Я не устала, и моим рукам не было больно, наверное, ими теперь можно заколачивать гвозди.
Я стояла и смотрела на пасмурный пейзаж за окном, но не видела его красот, так поразивших меня всего лишь два дня назад. Я стояла, вслушивалась в собственное тело и ощущала себя паралитиком. Я стояла, ходила, говорила, но не чувствовала, что я делала все это. Как же я, проснувшись сегодня, не заинтересовалась ни происхождением шрамов, ни тем, что эти шрамы, которых еще вчера не было, нисколечко не болят? Я не обнаружила и не обеспокоилась отсутствием дыхания, исчезновением чувствительности кожи...
Да, трепетное отношение Извекова к сознанию оправдывало себя. Кто бы мог подумать, что по-настоящему счастливым человек бывает в тот короткий промежуток времени, когда он уже мертв, но ему еще никто об этом не сказал... Эта мысль, в общем-то, далекая от того, чтобы быть оригинальной и остроумной, развеселила меня. Но собственный смех неожиданно напугал меня еще больше. Настоящий смех приносит облегчение. Мой же лишь механически сотрясал воздух и мертвые мышцы.
– - Тебе не надо сейчас ни о чем задумываться, -- подсказал Валерий.
– - Не стоит окунаться в переживания. У тебя теперь нет возможности дать им естественный выход.
– - Я догадалась, -- мрачно ответила я и услышала, как мой голос стал еще более глухим, чем раньше.
– - Но ведь так же невозможно. Невозможно!
Извеков кивнул:
– - Конечно. Поэтому страх, ностальгия, тоска по близким могут замучить зомби и свести его с ума прежде, чем он научится контролировать их. А пока есть один легко осуществимый выход из положения...
– - Какой?
Валерий оглядел меня с головы до ног и задумчиво вздохнул:
– - Из тебя получится симпатичный коккер-спаниэль, правда, размерами он будет не меньше взрослой овчарки...
– - Нет! Никогда, запомни!
– - я поняла, чем все это может кончиться, так как хорошо помнила рассказ Александра о том, как начиналась его "мертвая жизнь". Мысль о том, что мне придется рыскать по городу вместе с кровожадной стаей, чтобы сохранить рассудок, уже сама по себе могла свести с ума.
– - Куда ты денешься?!
– - засмеялся Валерий.
– - Я прослежу, чтобы ты не могла выбираться из Рая в город иначе, чем на четырех лапах!
И тут я резко развернулась и ударила его наотмашь, стараясь попасть в лицо. Рука почувствовала лишь соприкосновение с его головой и то, как эта голова подалась назад. Я сбила его с ног. Валерий медленно поднялся, вытирая кровь с разбитой губы. Он хотел что-то сказать, но я повторила выпад. Тело было хоть и мертвым, но тренированным, а бесчувственным мышцам ничто не мешало разгуляться. Извеков сделал обманное движение, но все равно получил в ухо.