Дерзкие побеги
Шрифт:
В конце концов после рассмотрения всех идей именно этот план и был принят. Предстояло еще обсудить много деталей и разработать все до мелочей. Между тем прошло уже около месяца, и нужно было торопиться, так как Кропоткину грозило скорое возвращение в дом предварительного заключения.
И вот настало время побега – день Петра и Павла – 29 июня. Число это специально было назначено освободителями Петра Алексеевича. На его сигнал решено было ответить, выпустив красный воздушный шарик, после чего должна была проехать пролетка.
29 июня в назначенный час Кропоткин вышел на прогулку. С замиранием сердца он ждал появления красного шара в воздухе. Вот уже послышался шум пролетки, но шара не было. Через час с недобрым чувством
Оказывается, в тот день по всему Петербургу не могли разыскать красный шар, хотя обычно их сотнями продают возле Гостиного двора. В панике товарищи разыскали старый шар у какого-то ребенка, но он не летал. Срочно приобретенный в магазине водород тоже не помог: шарик упорно отказывался взлетать в воздух. Тогда его привязали к зонтику одной дамы, чтобы она ходила с ним взад и вперед рядом с забором двора. Но дама была маленькая, а забор высокий, и Кропоткин ничего не увидел.
Как выяснилось впоследствии, именно эта неудача с шариком спасла весь побег от провала. Помогли также интуиция, осторожность и привычка Петра Алексеевича все перепроверять для большей уверенности в удачном исходе дела. Кропоткин твердо решил не делать ни шага, пока не увидит сигнала. Дело в том, что пролетка проехала мимо ворот тюрьмы и в самом конце переулка наткнулась на возы с дровами для госпиталя, в результате чего сначала замедлила свое движение из-за беспорядочно двигавшихся лошадей, а потом и вовсе остановилась. Наверняка в этот момент охранникам не составило бы труда поймать Кропоткина, если бы он находился в пролетке.
Побег был перенесен на следующий день. Малейшая отсрочка грозила неудачей. Однако теперь, чтобы не вызвать подозрений у охранников, пришлось поменять систему сигналов. Известить Кропоткина об этом взялась Софья Петровна Лаврова, пришедшая к заключенному в тюрьму и попросившая охранников передать ему часы. Последние, не заметив в часах ничего подозрительного, выполнили просьбу женщины. В часах же оказалась зашифрованная записочка крохотного размера.
Выйдя на прогулку и подав условный сигнал, Кропоткин услышал ответный – звук скрипки, но он был далеко от ворот, а когда двинулся по тропинке поближе к ним, то рядом оказался часовой. Петр Алексеевич подумал, что надо бы еще раз обойти тропинку, но тут внезапно музыка прервалась. Оказалось, что во двор въехали возы с дровами, как понял Кропоткин через четверть часа мучительной тревоги. Как только путь освободился, скрипка незамедлительно заиграла бешеную мазурку Контского. Медленно Кропоткин приближался к тому участку тропинки, что был к воротам ближе всего, мысленно содрогаясь и молясь, чтобы мазурка не замолкла. Наконец он очутился на нужном месте. Оглянулся – часовой смотрит в другую сторону и стоит довольно далеко. Сказав себе: «Теперь или никогда!», он бросился бежать, отработанным движением скинув на бегу больничный фланелевый халат.
Едва завидев бегущего, крестьяне, бывшие в то время на улице, истошно завопили: «Бежит, держи его! Лови его!» Вначале Кропоткин побежал медленно, пытаясь сберечь силы, но, услышав их вопли, изо всех сил бросился к воротам.
Как рассказывали потом товарищи, за ним погнались три солдата, которые несколько раз чуть не ударили бежавшего штыком в спину. Но стрелять они не решились, так как полагали, что поймают беглеца. Тот же выбрался за ворота и увидел одного из своих друзей в пролетке. Последний же, едва беглец впрыгнул в пролетку, крикнул кучеру: «Гони!» Призовой рысак, приобретенный специально для этого, прямо с места помчался великолепным аллюром. Правда, была еще опасность, что Кропоткина сможет задержать солдат, охранявший вход в ворота, но было предусмотрено и это. Узнав, что тот служил в госпитальной лаборатории, к нему подослали одного из товарищей, чтобы он поговорил с солдатом на «ученые» темы и таким образом отвлек его внимание от происходящего.
Пролетка
А у ворот госпиталя между тем творилась неразбериха. Никто не понимал, что делать и куда бежать. Ни единого извозчика не найти было на версту кругом, так как всех их уже наняли товарищи сбежавшего. Госпитальные солдаты с караульным офицером бестолково топтались на месте, теряя и без того уже упущенное время, а умнее всех оказалась старая баба, стоявшая в толпе собравшихся зевак и произнесшая следующие слова: «Бедненькие! Они, небось, поедут на Невский, а там их и поймают, если кто-нибудь поскачет напрямик этим переулком». Караульный офицер, конечно же, побежал к конке, стоявшей поблизости, но кондукторы наотрез отказали ему, когда он потребовал выпрячь лошадей.
А Кропоткин с другом беспечно катались по вечернему Петербургу, так как в назначенное место должны были прибыть только вечером. Казалось бы, безумная идея, но они отправились отобедать и выпить за успех, зная, что никому и в голову не придет искать их в модном ресторане.
Через два дня Кропоткину предстояло поселиться в снятой для него квартире, но из предосторожности туда сначала отправили одну даму разведать обстановку, и оказалось, что там появляться опасно. Шпионы узнали этот адрес, так как слишком часто здесь появлялись члены кружка, чтобы узнать, все ли идет хорошо. К тому же фотокарточку Кропоткина распространили между всеми полицейскими, сыщиками, дворниками. Кропоткину пришлось скрываться в окрестностях Петербурга. Затем было решено, что для окончательной безопасности ему нужно уехать за границу, но оказалось, что всем сыщикам портовых и приграничных городов Финляндии и Прибалтийского края известна его внешность. Все же Кропоткин рискнул отправиться в Финляндию с поддельным паспортом, а затем из отдаленного порта Ботнического залива уехал в Швецию.
Уже на пароходе провожавший его друг сообщил ему, что сестра Кропоткина, Елена, арестована. Ничего не знавшая о побеге и приготовлениях к нему Елена была извещена об этом только после того, как все уже удачно завершилось. Жандармы отказывались верить ее словам, в результате чего ей пришлось две недели провести в тюрьме.
Из Швеции Кропоткин поехал в Англию. Уже около ее берегов пароход застигла буря: ревели волны, дул пронизывающий ветер, а Петр Алексеевич стоял, подставляя лицо брызгам соленых волн, наслаждаясь ощущением свободы после темноты и сырости каземата Петропавловской крепости.
Сорок лет он находился в изгнании, хотя поначалу намеревался пробыть за границей лишь несколько недель, но, убедившись, что в России его ждет неминуемый арест, на долгие годы оставил мысли о возвращении на родину. В разные периоды своей жизни Кропоткин жил во многих странах Западной Европы: Шотландии, Англии, Швейцарии, Франции. Там он сотрудничал со многими газетами, журналами и как писатель-революционер, и как ученый. Однажды, в 1883 году, он снова был арестован. На Лионском процессе анархистов во Франции его приговорили к пяти годам заключения, но в 1886 году освободили.
Все годы, проведенные в эмиграции, Кропоткин не переставал следить за судьбой своей собственной страны. А как только в 1917 году самодержавие было свергнуто, незамедлительно вернулся в Россию, будучи уже старым и больным. Оставаясь противником государственной власти, он тем не менее признал огромное значение Октябрьской революции и высоко оценил власть Советов. В 1919 году он даже встречался с Лениным. С 1918 года он жил в городе Дмитрове, под Москвой, где и умер в 1921 году.