Дерзкий любовник
Шрифт:
– Какой кофе ты любишь? Со сливками или с сахаром? Или то и другое?
– Черный, как сердце шахтера.
Глаза Чанса на мгновение сузились, но он тут же, словно против воли, улыбнулся.
– Черный, так черный.
Он выпустил ее руку и, отойдя к огню, вернулся с двумя кружками дымящегося черного кофе.
– Осторожно, – предупредил он, когда Риба потянулась за кружкой. – Он горячий и крепкий, как любовь одной женщины.
Рука Рибы дернулась, но тут же застыла.
– Похоже, его совсем невозможно пить, – небрежно бросила она, взяв
– Некоторые вещи никогда не остывают, – заметил Чанс, приподнимая пальцем ее подбородок, пока Риба наконец не была вынуждена встретиться с ним взглядом. – Солнце. Ядро земли. Ты. Я. Дай нам время, chaton.
Она посмотрела в любимые глаза и сказала единственное, что могла ответить:
– Да.
В молчании, казавшемся таким же естественным, как солнечный свет, струившийся по неровным гранитным откосам скал, возвышавшимся над Чайна Куин, они доели завтрак и прибрали мусор. Когда последняя тарелка была убрана, последний уголек зарыт и припасы заперты в машине, подальше от мелких животных, Чанс повернулся к Рибе:
– Готова спуститься в Чайна Куин?
Глаза Рибы взволнованно сверкнули.
– Я думала, ты никогда не спросишь.
Чанс улыбнулся и объяснил, как пользоваться принесенным оборудованием, особенно горняцкой лампой.
– Комплект батарей повесишь на пояс. Этот переключатель приводит их в действие. Переключатель трехпозиционный. Большей частью мы используем только самое слабое освещение. Как только включишь лампу, не направляй ее на меня, когда мы начнем разговаривать. Таким образом мы не ослепим друг друга.
Кроме шлемов с вделанными в них лампочками, Чанс вынул ружье в кожаном чехле, два фонарика, две фляжки с водой, два молота-кирки, лопату, два охотничьих ножа в чехлах и маленький кожаный рюкзак. Чанс сунул один фонарь, молоток и нож в карманы на широком ремне, похожем на ремень плотника, застегнул пояс на талии Рибы, увидел, что он слишком свободный, и покачал головой.
– Подумать только, так худа и так вынослива, – заявил он, покачав головой, и, достав из чехла нож, проделал еще одну дыру и снова затянул пояс. На этот раз он плотно сидел на бедрах.
– Сначала тебе будет неловко, но вскоре привыкнешь.
– А что, мы разве будем держаться не вместе? – встревожилась Риба, видя, что он экипирован точно так же.
– Ты обычно застегиваешь ремень безопасности, потому что ожидаешь несчастного случая? – сухо спросил он.
– Понимаю. А что здесь? – поинтересовалась она, показывая на единственный рюкзак.
– Еда.
– Нам не понадобится два рюкзака?
– Без еды можно жить неделями. Вода – другое дело. И свет тоже. Мужчины не раз сходили с ума от темноты, прежде чем умереть от жажды.
Риба неловко поежилась.
– Не очень приятная мысль, – вздохнула она наконец.
– Как и столкновение машин на скорости сто километров в час.
– Твоя взяла, – вздохнула Риба.
– Все еще хочешь спуститься в шахту?
– Да.
Чанс сжал ладонями
– Есть еще кое-что.
Риба ждала продолжения, не отводя взгляда от серебристо-зеленых глаз.
– Что именно?
– Когда мы окажемся в шахте, ты должна беспрекословно слушаться меня. Как только скажу «стоп», останавливайся. Если велю прыгать – прыгнешь. Если не разрешу копать, уберешь лопатку. Если прикажу замереть на месте – замрешь. Договорились?
Риба всмотрелась в напряженное лицо, понимая, что он требует полного повиновения не из простого каприза.
– Хорошо, – спокойно ответила она.
Его поцелуй был одновременно безжалостным и нежным.
– Я предпочел бы вообще не видеть тебя в шахте, – хрипло признался он. – Шахты могут быть так же непредсказуемы, как пьяные водители. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
– Не позволю, чтобы меня заворачивали в вату и держали на пыльной полке, – не повышая голоса, объявила она. – Довольно я натерпелась этого в детстве. Как только мы окажемся в шахте, Чанс, я стану повиноваться твоим приказам, но лишь потому, что я взрослый человек, а не ребенок.
– Мне ли не знать, – пробормотал он. – Настоящая женщина. Моя женщина.
Большие пальцы обеих рук медленно ласкали скулы Рибы, но несколько минут спустя он со вздохом отпустил ее, надел на плечо ремень ружейного чехла, закинув его за спину, словно лук со стрелами, поднял рюкзак и сказал:
– Давай трогаться в путь, пока я не решил, что предпочитаю исследовать нечто гораздо более заманчивое, чем заброшенную норовистую старую шахту.
– Норовистую? – спросила она, шагая рядом с Чансом. – Говоришь о ней, как о живом существе.
– Это когда она в хорошем настроении, – категорично объяснил Чанс, глядя в горящие любопытством золотисто-карие глаза Рибы. – Шахты все равно, что корабли, – пояснил он. – У каждой свой характер.
– И, как корабли <Несмотря на то, что в английском языке почти нет деления на роды, англичане считают, что слово «корабль» – женского рода.>, шахты тоже женского рода, не так ли?
– Да, – кивнул Чанс, улыбаясь уголками губ, – потому что большинство шахтеров – мужчины.
– И ты считаешь Чайна Куин капризной?
– Настоящей стервой, – убежденно заверил Чанс. – На нее очень долго не обращали внимания, и это ей не нравится.
– Вполне понятная реакция, – серьезно согласилась Риба.
Чанс хмыкнул, но ничего не ответил и пошел вперед ко входу в Чайна Куин, зажег лампу и встал, ожидая, пока Риба зажжет свою. Лучики света, сияющие с их шлемов, выглядели бледно-желтыми дорожками в белом сверкании солнечных лучей, водопадом вливающихся в черное отверстие.
– Как только мы пройдем чуть дальше, – сказал Чанс, легко шагая по грязному, усыпанному булыжниками полу, – может показаться, что гора нависает над твоими плечами, грозя свалиться и вот-вот раздавить тебя. Если это чувство не пройдет, скажи мне. Тут нечего стыдиться. Иногда подземелья влияют на людей таким образом.