Дерзость
Шрифт:
На этот раз взяли с собой мины с электродетонаторами замедленного действия, так как поезда стали ходить с двумя-тремя платформами впереди. И не ошиблись. Фугас взорвался под паровозом Крушение удалось. Паровоз и восемь вагонов были разбиты. При крушении погибло много вражеских солдат и офицеров, следовавших на отдых. Движение на железной дороге гитлеровцам удалось восстановить только к вечеру следующего дня.
Пока ремонтники разбирали вагоны и восстанавливали путь, мы побывали в нескольких ближайших к железной дороге населенных пунктах. Зашли в Ражнетово-1. Полиции в деревне не было. Жители встретили
Во-первых, что в окрестных лесах можно найти луки от седел, деревенские мальчишки даже обещали нам помочь в поисках. Во-вторых, что возле деревни Гарожи в лесу когда-то были большие склады артиллерийских снарядов В боях с наступающими фашистами использовать их полностью, видимо, не удалось, и склады были взорваны. Снаряды взорвались не все, часть из них силой взрыва отбросило на десятки и сотни метров. И наконец те же мальчишки под большим секретом сообщили нам, что поблизости, в лесу, скрывается беглый немецкий солдат и ищет встречи с партизанами.
Этими сведениями мы воспользовались немного позже, а пока решили устроить очередное крушение. Поздно вечером проехали Залесье, Александровку и между станциями Ясень и Татарка оказались недалеко от железной дороги. Место открытое, для подхода неудобное. Хорошо еще, что луны не было.
Минировать на этот раз вызвались Лева Никольский, Коля Суралев, Миша Золотов и Федя Морозов.
Минирование прошло удачно. Где-то через час в сторону Бобруйска проследовал эшелон, и... и ничего. Мина не сработала.
– Лева, а батарейку проверил?
– спрашиваю Никольского.
– А зачем ее проверять, ведь только что прислали!
– А все-таки?
– На язык попробовал, щиплет.
Обычно батарейки мы проверяли лампочками, но на этот раз такой проверки не сделали, и вот результат. Как теперь быть? Заряд жалко, а снимать его теперь опасно: чуть тронешь провод - может сработать детонатор. На такое дело послать кого-либо, сказав: "Иди сними заряд", - я не мог. Лева, чувствуя за собой вину, заявил, что пойдет снимать сам. Можно было и мне пойти с ним, но я решил отпустить его одного, пусть исправит свою ошибку, испытает еще раз свое мужество, это пойдет ему только на пользу.
Лева пополз к полотну.
– Сначала вытащи из фугаса детонатор, а потом отсоедини батарею, - шепотом напутствовал я его, хотя он прекрасно знал, в каком порядке надо проводить разминирование.
Батарея и в самом деле оказалась слабой. Спасенный заряд вскоре вновь был использован. Минировали опять Никольский и Суралев. Ими был подорван эшелон с военной техникой, следовавший в сторону Бобруйска. А для Левы Никольского этот случай с миной стал переломным. После него он избавился от детской беспечности и рассеянности, стал хорошим бойцом.
Основной запас взрывчатки группа использовала, но мины, батарейки и несколько шашек прессованного тола у нас еще оставались. Возвращаться за взрывчаткой в Маковье было очень далеко, и поэтому мы решили заняться выплавкой тола из снарядов. Мы знали, что плавленый тол детонирует от взрыва прессованного. Погода для начала октября стояла просто прекрасная,
Снаряды доставили из-под Гарожи, навьючив ими лошадей, и в лесном лагере закипела работа. Ни корыта, ни бачка под руками не было - снаряды разогревали прямо на костре. Этим делом занимались попарно, поочереди, а остальные бойцы в это время в безопасном месте оборудовали седла.
Движение поездов пока не возобновилось, и мы съездили в деревни Журавец, Ясень, Александровку - населенные пункты, примыкающие к самой железной дороге. В этих деревнях партизаны появлялись редко, и нам удалось в них раздобыть кое-что из военного обмундирования, а главное, разжиться темно-синими суконными казакинами. Они были на подкладке, наглухо застегивались крючками и пришлись нам очень кстати.
Весь день шестого октября мы провели в Ражнетове-1. С большим трудом вспоминая немецкие слова, Я написал дезертиру-немцу записку, чтобы он пришел в деревню. Под вечер мы с ним встретились. И вот тут мне пришлось пожалеть о том, что в школе да и в институте я не особо налегал на немецкий язык. Знать бы тогда, что он со временем пригодится. И, напрягая, память, я произнес:
– Гутен морген, гутен таг.
Ребята рассмеялись, засмеялся и немец. И тут оказалось, что он вполне сносно, хоть и с сильным акцентом может говорить по-русски.
– Здравствуйте, - произнес он и улыбнулся.
Это был молодой человек лет двадцати пяти, с хорошей военной выправкой, но худой, грязный и бледный. Старый потрепанный мундир висел на нем как на вешалке. Оружия при немце никакого не было Из его рассказов следовало, что он антифашист. Не желая воевать против нашей страны, две недели тому назад он сошел с эшелона, идущего в сторону Бобруйска, и подался в лес. В деревнях появлялся редко, опасаясь, что его могут схватить полицаи или жандармы. Рассчитывал с помощью местных жителей встретиться с партизанами и теперь очень рад, что встретился.
– Для чего?
– спросил я.
– Чтобы воевать с фашистами.
– Почему мы должны верить вам?
– Я передам важные сведения, которые могут быть использованы командованием Красной Армии.
– Какие именно?
– Нумерацию, вооружение, численность войсковых частей, расположенных в Марьиной Горке и Пуховичах.
Кто же он такой - враг или друг? Если друг, будет у нас больше на одного безоружного бойца, если враг, то каковы его намерения? Надо доставить перебежчика в партизанскую зону и там хорошенько во всем разобраться. Кстати, и отдохнем несколько дней в теплых избах. Честно говоря, за эту неделю изрядно устали. Хотя днем и тепло было, зато ночами холод пробирал до костей.
Послали разведку к реке Свислочь - в той стороне виднелось зарево от огромных костров. Разведчики вскоре вернулись. Оказалось, что это наши товарищи во главе с Шарым уничтожают запасы дров, заготовленных оккупантами. Через некоторое время они появились в нашем расположении.
– Из чего же плоты будем делать?
– поздоровавшись, спросил я у Шарого.
– На плоты оставили. А дрова... Не оставлять же их немцам.
– А что, собираются вывозить?
– Уже возят. Вернее, вывозили. На тракторных санях, а потом уж перегружали на машины.