Десант. Повесть о школьном друге

Шмерлинг Семен Борисович

Два по-своему ярких педагога учили Некрасова истории. В младших классах преподавала Л. А. Бенецианова, статная, с чеканным профилем. Историю она представляла в живописных картинах и образах. Точно воочию ребята видели схватку ратников Александра Невского с псами-рыцарями на льду Чудского озера. Мчались и сшибались кони. Развевались знамена, гремели булатные мечи. Трещал под воинами лед. Сам дух героической борьбы проникал в наши трепещущие сердца.

Юрий Карпов — по-школьному Юрочка — удивительно талантливый выпускник МГУ, покорял учеников глубиной размышлений и обобщений. У него была железная логика, неимоверная эрудиция, и вслед

за ним ребятам тоже хотелось самостоятельно понять, почему не удержался на престоле Бонапарт, отчего погибла такая родная им Парижская коммуна, как в Германии возникла и развивалась ненавистная коричневая чума.

Так же пытливо изучал биографию своей дивизии и Леопольд Некрасов.

Перед ним прошли десятки геройских подвигов однополчан. К примеру, в батальонной колонне 248-го гвардейского полка шагал красноармеец Михаил Афанасьев. Чем отличишь его от других? Разве что винтовкой со снайперским прицелом. А ведь он, в прошлом сибирский охотник, сверхметкий стрелок, сидя в таинственных засадах зимой и летом, выследил и уничтожил свыше двух сотен фашистов. И под промокшей шинелью на груди у него орден Красного Знамени.

Да и весь первый батальон полка, в который входит минометная рота, по существу, славное подразделение.

В марте этого года под Будой Монастырской истощенный и малочисленный батальон — в строю осталось не более роты — отбил подряд три контратаки свежего, только введенного в бой немецкого полка.

Молодая его дивизия за короткий срок создала свою героическую биографию и, как сотни других соединений, безусловно, участвовала в исторических событиях. И ему, молодому офицеру, досталась слава дивизии и полка: несколько дней назад Некрасову вручили гвардейский знак.

…Наконец-то закончился изнурительный марш — 20 ноября гвардейцы расположились на отдых. То было в деревне, северо-восточнее Невеля, в двадцати километрах от ближайшей железнодорожной станции.

Усталые, они едва просушили обмундирование и, наскоро перекусив, легли спать. Задолго до рассвета Некрасова разбудил Шабанов:

— Гвардии лейтенант, кончай ночевать.

— Что случилось?

— Батальон вызывают…

— Зачем?

— Совсем не знаем…

Командир батальона объяснил, что придется поработать и для себя, и для полка: потаскать снаряды и мины. Доставлять их надо с полевых артскладов, из деревень Скуратово и Фролово, — за пятнадцать и двадцать километров. Туда и обратно пешим: ни машины, ни лошади не проходят.

В группу Некрасова попали минометчики и с десяток стрелков. К полудню добрели до Скуратова. Склад располагался под открытым небом, снарядные ящики лежали штабелями, прикрытые мокрыми брезентами. Подошли под погрузку.

— Давай наших, 82-х, — запросили минометчики.

— Что дадим, то и возьмете.

— Своя рубашка ближе к телу.

— Нечего торговаться, — улыбнулся гвардии лейтенант. — Не для себя стараемся.

— А для кого же?

— Для немцев. Им все и достанется.

Шутка понравилась. А молодой взводный оценил старых солдат. Он приглядывался, как Воронков и Колесов ловко соорудили несколько пар носилок. Нарубили слег, поперек положили жердей, скрепили проволокой, покрыли плащ-палатками — вот и принимай трехдюймовые «чушки». Выдали и мины для их «самоваров», и солдаты прихватывали их попарно — за горлышко, трофейным кабелем, перекидывали через плечи, — гроздь за гроздью, еще и руки свободны. «Здорово, — приметил Некрасов, — пригодится».

Колонна

вытянулась, захлюпала по грязи. Леопольд хотел было встать под носилки, но ему не дали. «Ладно, в дороге поглядим, авось и я пригожусь».

Это первые шаги легки, а пройдешь с полверсты — немеют руки и плечи, а ноги, того гляди, подломятся. Как ни бодрился Давиденко, ни встряхивал мокрым чубчиком, все же заметно ослабел.

— Ну-ка, — приказал ему Некрасов и, перехватив носилки, стал в пару с Шабановым. — Пошли.

Знал, что за ним следят солдаты: не хлипок ли лейтенант? Ничего, он сдюжит. Только бы раненая нога не забарахлила. Шагал размеренно, дышал глубоко, как на лыжной дистанции.

— Ай, лейтенант, — заметил Шабанов, — крепкий ты…

— Обыкновенный.

— А я тебя в бане смотрел: шибко плеч крутой, откуда такой?

— Накачал. Есть такой спорт — академическая гребля. Не слышал?

Втянувшись в марш, Некрасов радовался, что прошлогодняя рана основательно зажила, не болит, и потихоньку затянул штраусовский вальс «Сказки Венского леса», который на выпускном балу танцевала Рина. А вокруг был не веселый зеленый Венский лес, а сумрачный, предзимний. Глухо гудели под ветром осины и березы.

Позади засмеялись. Действительно, чего это он не к месту вальс завел, и Некрасов, усмехнувшись, перешел на любимую:

Шел отряд по бережку, Шел издалека. Шел под Красным знаменем Командир полка…

Хотя он и не командир полка, а всего-навсего взводный, но идет впереди.

Знакомую песню подхватили.

На привале их догнал на лошадке офицер связи из штаба дивизии. Остановившись перекурить, сказал Некрасову, что у немцев сильная оборона — строили лето и осень. И называют они этот рубеж «позицией пантеры». Надо понимать, что готовят контрудар. В общем, придется жарко.

2

В последних числах ноября и начале декабря сорок третьего года Некрасов, как и все солдаты и офицеры 11-й гвардейской армии, находился в напряженном ожидании. Вот-вот поступит приказ, а за ним бросок в наступление. Но решительные события откладывались: осенние хляби намертво держали танки и автомашины, приходилось ждать заморозков. Впрочем, для отдыха у гвардейцев не было времени. Накапливая боеприпасы, пехотинцы, артиллеристы, саперы совершили по нескольку дальних ходок за снарядами и минами, а в оставшееся время занимались боевой подготовкой.

О своих делах Леопольд писал школьным товарищам:

«Ну вот и я офицер-артиллерист, командир подразделения, чтобы ты знала. Но надо сказать, что на фронте я далек от офицерского вида и положения — все делаю вместе с бойцами. Даже ботинки ношу, а не сапоги, которые развалились и негде их поменять. Правда, есть валенки, но проклятая местность — болота, и ходить в них невозможно. Да, „жистянка“. В общем, черт с ней, скорей бы наступать как следует, как на юге наступают. И тогда будет все и веселее будет».

«Вот уже и зима началась, первое декабря, а я и не чувствую той радости, бодрости и обновления, которые чувствуешь в начале зимы. Впереди не радость Нового года, не веселое время катков, лыжных соревнований и зимних каникул, впереди трудное, опасное и необходимое дело — война, бой, и чем дальше на запад, тем ближе к дому, к Москве».