Десерт по имени Аля
Шрифт:
Глава 27. Прохоров
Этот же день:
16:30
Михаил
В родительской квартире Прохорова не оказывается. По словам соседей, он вообще там не появляется со вчерашнего дня. Эта информация меня совсем не радует, но я почти сразу понимаю, где еще он может быть. Возвращаюсь к машине и еду туда.
Мы с Прохоровым были партнерами еще в то время, когда я был женат на Рите. Много общались, дружили семьями.
Я и Рита не раз бывали в его любимом логове — на даче его дяди. Вернее, тот дом дядин только
Дом находится в удалении от основного жилого поселка. Он достаточно изолирован, там есть подвал. Если Прохоров держит Алю не за тридевять земель, она там, больше негде. Остальное-то имущество у него отобрали.
После анализа надписи на обратной стороне фотографии мизинца стало ясно, что похититель — мужчина средних лет. Так себе примета, но в сочетании с отпечатком пальцев уже тянет на версию. Нечего ему делать в моем районе, кроме как наблюдать за моим домом. У него там нет ни родных, ни друзей. Я почти не сомневаюсь в том, что Прохоров — похититель, и очень скоро выясню правду.
Я не врал следователю, Прохоров — хороший мужик, точнее был таким вплоть до того момента, пока у меня с Ритой не случился развод. Тогда у меня еще не было птицефабрики, и я зарабатывал на поставках мяса в различные отдаленные регионы. Дело было не сказать чтобы дико прибыльное, но рубль свой я имел и честно делился им с партнером.
Тот бизнес позволил мне обзавестись жильем, которое потом досталось бывшей жене, купить ей и себе по машине, собрать достаточно средств, чтобы реализовать идею с птицефабрикой. На тот момент это было совершенно убыточное предприятие, хоть и с большим потенциалом. У меня ушли годы на то, чтобы роботизировать производство и превратить фабрику в несушку золотых яиц. Но в конце концов я этого добился. Эта несушка по-прежнему съедает львиную долю моего времени, однако приносит в десятки раз больше, нежели прошлый бизнес.
Сейчас я стою гораздо больше пяти миллионов долларов. И во многом, мне кажется, это заслуга Али. Она — мой талисман. С ней мне спокойно, хорошо, уютно, а когда мне хорошо, мой мозг начинает работать за десятерых. Когда я по вечерам держал свою жену в руках, мне в голову постоянно приходили идеи о том, как улучшить бизнес, с кем стоит заключать сделки, где дать рекламу, куда двигаться дальше.
Удача в бизнесе, конечно, лишь одна из причин, почему я дорожу женой. Аля для меня гораздо важнее денег. Я бы заплатил за нее и в два, и в три раза больше, я бы продал фабрику к чертям. Я смогу заработать денег и построить новый бизнес, только новую Алю я вряд ли где-нибудь раздобуду.
Давно нужно было нанять для нее охранника. Многие из моих друзей держат их в доме постоянно. У меня они лишь на фабрике. Меня страшно напрягают посторонние в доме, уж тем более мне сложно представить, что возле моей Али будет тереться какой-то чужой мужик. Всё мое нутро этому противится. Однако теперь я кляну себя, что не пошел на это.
Сейчас я бы нанял ей троих охранников, чтоб везде за ручку водили. Однако поздно. Я не уберег свою Алю. Можно сказать, сам в руки похитителей ее отдал. Разве это сложно — украсть девчонку по дороге домой. Она же такая нежная, слабая, ее обидеть — ничего не стоит. С меня как будто кожу живьем сдирают, когда думаю о том, как над ней, беззащитной,
С Прохоровым я прекратил всякое сотрудничество примерно через полгода после развода. Мне тогда было невероятно паршиво, и я на какое-то время выпал из обоймы. А когда вернулся в строй, с удивлением обнаружил, что партнер гребет под себя слишком много. Я не из тех людей, кто такое прощает, поэтому очень быстро выдавил его из бизнеса. Да, делал я это отнюдь не деликатными методами, но бывший партнер прекрасно знал, за что страдает. К тому же он все-таки получил отступные, от меня ушел не голым и оборванным в счет былой дружбы. Что с ним было потом, я не интересовался. В любом случае, истории этой больше шести лет. Поздновато для мести… или всё же нет?
Глава 28. Домик у реки
Тот же день:
17:40
Михаил
Оставляю машину подальше, жду, пока солнце скроется с горизонта, и продвигаюсь к дому уже в сумерках.
Я оказался прав, Прохоров явно там — на веранде и в окнах гостиной горит свет. Владелец никого не страшится, иначе постеснялся бы устраивать такую иллюминацию.
Я перепрыгиваю через забор, тихонько пробираюсь под окнами одноэтажного здания и останавливаюсь у черного входа. Достаю свой Глок, накручиваю на него глушитель, проверяю обойму. Осторожно пробую дверь, мне неожиданно везет — она открыта, и мне удается пробраться внутрь незамеченным.
Я оказываюсь на кухне, в нос бьет запах гнили. Пытаюсь определить источник и понимаю, что он идет из-под раковины. Прохоров, видимо, просто поленился выбросить мусор. Ненавижу неаккуратных людей.
Подхожу к двери в гостиную, прислушиваюсь — в комнате играет какая-то тихая музыка. Приоткрываю дверь и чувствую резкий запах сигаретного дыма. В сочетании с гнильем аромат мерзопакостный. Я целюсь в кресло, откуда торчит лысая макушка Прохорова. Бывший приятель смотрит телевизор. Похоже, он там один, никого другого я не вижу, да и машин у дома нет. Мужчина продолжает смотреть какой-то боевик, меня не замечает.
Медленно обхожу кресло, продолжая целиться в противника. Я уже не скрываюсь, нагло топаю по ковру, оставляя мокрые снежные следы. Прохоров резко оборачивается на звук и замирает с кружкой пива у рта. Когда он понимает, кто перед ним и что у меня в руках, эта самая кружка падает на ковер, образуя отвратительное пенистое пятно.
Я смотрю на бывшего друга и понимаю — похититель он. Уж слишком много в его глазах страха, даже какой-то обреченности.
— Я всё могу объяснить, Миш! Мне пришлось, я был вынужден! — хрипит он, даже не дожидаясь моих вопросов.
Я встаю перед ним, командую строго:
— Положи правую кисть на ручку кресла!
— Миха, ты что задумал? Миха, не надо! — верещит он.
— Руку на кресло!
От звука моего голоса даже у меня уши закладывает.
Он в конце концов подчиняется, а я целюсь и, не думая, нажимаю на курок: пистолет выплевывает пулю, которая попадает бывшему товарищу в мизинец.
Глаза Прохорова увеличиваются в размере раза в два. Он смотрит на раненую конечность и начинает истошно орать, потом прижимает ее, уже порядком окровавленную, к груди и воет, будто я ему не палец прострелил, а всю кисть оттяпал.