Desiderata. Созвездие судеб
Шрифт:
– Ну ты что, каши мало ел? – в конце концов возмутился экзаменатор.
– Quantum sufficit, – ответил Достий, все еще подчиняясь правилам собеседования. На том экзамен по римскому и завершился.
Далее по очереди шел родной язык, требующий не только ответов на вопросы, но и обсуждения ранее сданного сочинения. Но Достий, уже ощущая ломоту в висках от происходящего, подумал, что готов он ко всему, что бы ему сейчас ни пришлось делать и говорить.
Преподаватель, человек зрелых лет, но притом энергичный, что видно было по его манере теребить что-нибудь в руках, кажется, еле дотерпел, пока очередь дойдет до него. Ему, видимо, наскучило уже собеседование, а может,
В первую очередь он заявил, что сочинение имеет довольно скромный объем, всего-то десяток рукописных страниц (это при том, что требовалось, вообще-то, пять, просто Достий писал и никак не мог остановиться, желая дополнить текст то одним, то другим). Но экзаменатор вслед за этим повертел в руках рукописи и устало, будто уступая долгим уговорам сказал:
– Но почерк у вас хороший, и тема интересная…
Достий немало удивился, он всего лишь выбрал то, о чем, как ему казалось, он мог бы рассуждать свободно и без опаски запутаться – тема была «Религия в человеческих отношениях».
Но оказалось, учителю этого недостаточно, и он принялся задавать один вопрос за другим, касаясь то грамматики, то лексики. Отвечая, Достий не на шутку обеспокоился, ведь раз вопросов много, стало быть, что-то не так с его ответом. Но, рассмотрев выражение лица экзаменатора и то, как бойко и увлеченно он вертит в руках чернильный карандаш, понял – для него это было попросту приятно.
Поэтому, приступив к истории церкви, Достий ощущал в голове гулкую боль и небольшой жар, как в паровом котле. Следующий преподаватель посмотрел на него жалобно, с сочувствием, но тут же опустил глаза, словно бы стесняясь. И не проронил ни слова. Это был совершенно прозрачный от худобы человек неопределенного возраста, напоминающий маленького и очень застенчивого призрака. Достию вдруг стало жалко этого преподавателя, и жалость эта была значительно разбавлена симпатией – надо же, какой робкий, пожалуй, несладко ему живется с таким характером, зато наверняка добрый и скромный. Потому молодой человек ободряюще кивнул «призраку», и затем же услышал вопрос, произнесенный тихим и тонким, словно паутинка, голосом.
– Этапы становления церкви как социального института…
Память послушно раскрыла нужную тетрадку на нужной странице, и Достий тихонько, чтобы не спугнуть стеснительного профессора, рассказал эти этапы. Тот слушал, старательно опуская глаза или же стреляя ими по сторонам, как-то отчаянно и жалобно, будто умолял окружающих избавить его от муки, коей он подвергался. Или же – это пришло Достию на ум много позже – всем своим видом подавал знаки о том, что у него при всем старании не получается засыпать студента.
Далее оставалось всего двое преподавателей, и Достий вдруг ощутил, сколь тяжелым сделался его стул, который снова нужно было тащить с места на место. В результате стул был поставлен чуть наискось, но молодой человек опустился на него, посчитав, что и так сойдет.
Тем временем сдавать ему нужно было миссионерскую деятельность. Спокойный и неподвижный, будто снежный сугроб, преподаватель, посмотрел на него, сонно сощурившись, и спросил о способах воздействия на потенциальную паству. Ответ, таким образом, состоял сплошь из перечислений, за которое Достий принялся не мешкая. Но едва он одолел половину списка, как прямо рядом с ним раздался… Раскатистый храп. От удивления Достий запнулся и осмотрелся, ничего не понимая. И только потом понял, что храп исходил, собственно, от его экзаменатора, которому он старательно отвечал. Тот сидел, уставив неподвижный взгляд куда-то поверх Достиевой макушки и спал, невзирая на совершенно неподходящую обстановку. Его проворно толкнули
Сил таскать этот непомерно тяжелый стул уже не было, и Достий просто повернулся к последнему экзаменатору. Ему, конечно, пришла мысль о том, что это может показаться не очень вежливым и учтивым, но Достий отмахнулся от таких раздумий. Ему хотелось, чтобы все уже поскорее закончилось.
Тем временем преподаватель гомилетики – науки о ведении проповеди и исповеди (молодой человек даже с трудом припомнил, что да, такой предмет действительно был в его списке, и он даже что-то такое учил) смотрел на него с надеждой и восторгом, словно заждался уже. Брови его, выцветшие и редкие, нетерпеливо подрагивали, а лицо было все в морщинках, потому что он улыбался.
– Ну что ж, последние два часа ты то и дело говоришь на публику, – заметил он. – Это дело нехитрое, бывают люди, что лишь усложняют его непомерно... (Из преподавателей кто-то сухо и наигранно кашлянул – Достий с содроганием понял секунду спустя, что это был риторик) Давай поговорим о таком разделе гомилетики как искусство исповеди. Даже не поговорим, а... поиграем!
Играть Достию хотелось меньше всего, ведь конечно же игра затевалась не ради развлечения, да и улыбкой его уже было не провести. Коты ведь тоже играют с мышатами, прежде чем полакомиться. Но возражать он, конечно, не собирался – он не для этого сюда пришел. Да и сил разговаривать особо не было – уже скулы сводило и в горле скребло от постоянных докладов.
– Играть будем в “верю – не верю”, – воодушевленно вещал тем временем преподаватель. – Думаю, тебе попадались “Правила исповедника”?
Достий бы воспрянул, если бы не чувствовал усталости и тяжести во всем теле. Эта маленькая книжечка с некоторых пор стойко ассоциировалась у него с Императором – совершенно случайно Достий, придя подежурить у постели раненого монарха, захватил с собой труд старца Максимия, который затем пришлось читать в слух, да еще под насмешки Его Величества.
– Правил всего пятнадцать.
– Не верю, – отозвался Достий, чувствуя, в голове у него проясняется, исчезает сонливость – последние силы нужно было собрать ради финального рывка.
– Первое правило – о подготовке к исповеди.
– Нет, – молодой человек помнил, что это правило значилось двадцать пятым, на что монарх возмущенно заметил, что, мол, за беспорядок, уже почти исповедь прошла, как оказалось, что к ней надо еще и готовиться.
– Во конфессионал взойдя, прочесть молитву об отпущении грехов и усмирении сердец мятежных, молитву о всепрощении Отца Небесного да молитву о несокрытии души своей.
– Да, – непомерное количество молитв Наполеон тоже вниманием не обошел, и Достию позже уже, когда они прочли все, пришлось пояснять, для чего они нужны. Его Величество тем не успокоился, нашел карманные часы и велел Достию читать эти молитвы от начала и до конца. По времени это вышло восемь с небольшим минут, и монарх заявил сердито, что человек за это время вполне может глубоко уснуть.
– Тайну исповеди надо страшиться выдать паче адских мук
– Нет, – и Достий тут же поправил про себя – “паче страха умервщления”, потому что про ад Наполеон уж точно бы наговорил всякого... Но не наговорил, а значит, не было там ничего особенного.