Десница великого мастера
Шрифт:
У Мамамзе сжалось сердце при упоминании Корса-тевелы. Ему хотелось узнать, что еще говорят о замке, но он сдержал себя.
Мамамзе переоделся и собрался идти дальше. Старик хотел в свою очередь расспросить его, кто он, откуда, но не успел и слова— вымолвить, как неизвестный, пожелав ему доброй ночи, скрылся в темноте.
На темной улице Мтаварта Санатло Мамамзе нагнал караван, который шел из Джавахети и вез провиант для гарнизона Херкской крепости.
— Можно бедному страннику присоединиться к вам? — скромно спросил Мамамзе караванного вожака. —
— Откуда ты?
— Паломник из Тао, иду пешком из Артануджской крепости в Гудамакари собирать подаяние для церкви.
Беседуя таким образом, они миновали Мтаварта Санатло. В пригороде было тихо. Мамамзе время от времени оглядывался назад. Его никто не преследовал. Значит, во дворце не заметили его отсутствия. Он успокоился. Еще немного — они пройдут крепость Мухнари, и тогда он спасен… Темная ночь, как крепость, защитит его. Ворота Мухнари были заперты.
Караванный вожак пояснил, почему запирают крепость: эриставы Чиабер и Талагва Колонкелидзе подняли мятеж аланов и дзурдзуков, царь опасается их нашествия с севера.
Караван приблизился к воротам. Дозорные выступили из темноты.
Караванный вожак приветствовал начальника крепости и попросил пропустить караван.
— На рассвете мы вышли из Уплисцихе, но дорогой пал верблюд, и, пока перегружали вьюки, нас застигла ночь, — объяснял вожак.
— Сколько всех погонщиков? — спросил начальник крепости.
— Нас всего двенадцать, но в пути к нам пристал странник, сборщик церковного подаяния.
Во время переговоров караванного вожака с начальником крепости Мамамзе заметил, что две тени присоединились к каравану. И когда по приказу начальника открылись ворота крепости Мухнари, один из неизвестных подошел к Мамамзе, положил ему на плечо руку и громко произнес:
— Этот странник — царский гость, мы не можем доверить его вам.
Во дворце Звиада-спасалара поднялась суматоха, Обнаружили, что Мамамзе бежал. Выбежали светиль-щики и зажгли факелы. Спасалар не спал еще, он замешкался в спальных покоях…
Мамамзе стоял бледный, с закрученными за спину руками, когда в комнату вошел спасалар.
Звиад сел на стул. Его заросшее волосами лицо было нахмурено. Он смерил взглядом стоявшего перед ним в нищенских лохмотьях Мамамзе.
— Кто ты? — спросил он небрежно, будто не узнана я его.
— Я эристав Мамамзе, — ответил узник, низко опустив голову.
Звиад— спасалар встал и придвинул ему кресло, Затем таком приказал стоявшим за ним копьеносцам развя-зать руки Мамамзе. Узник пробормотал что-то, выражая благодарность, и спасалар заметил: нижняя челюсть у эристава выступила вперед и задрожала.
— Тебя, кажется, опять лихорадит, эристав эриста-вов?
— Нет, теперь у меня жар, спасалар-батоно. Горькая улыбка исказила полные губы Мамамзе.
— А все же, почему ты так поторопился? Ведь царь повелел завтра с утра снарядить тебя в твои владения.
Эристав молчал. Затем, вскинув голову и взглянув на сросшиеся грозные брови Звиада, он произнес:
— Я и сам не знаю, почему
— А-а-а, ты, вероятно, имеешь в виду всадников с мечами? Тайна этих мечей известна лишь мне да царю, да еще мастерам нашим, но двоедушным тайна эта недоступна. Шествие это я устроил для того, чтобы испытать, другом или недругом явился ты к нам. Теперь нам все ясно. Завтра же, по повелению царя, отправишься ты в свое эриставство. Убедишь Чиабера и Колонке-лидзе вновь присягнуть на верность царю. Или мы сами придем туда, доберемся и до крепости Корсатевела, и тогда вы узнаете, кто были те всадники и что за мечи были у них в руках, — закончил спасалар и пожелал гостю спокойной ночи.
Всю ночь работали санатлойские кузнецы; снимали пламенеющие мечи с наковален, передавали их в руки ожидающим тут же всадникам, и те с бешеной быстротой -мчались на своих конях в лунную ночь, сверкая в воздухе индусской сталью, все еще дышащей пламенем горна.
До рассвета не отходил от окна Мамамзе в эту бессонную ночь. Только когда небо заиграло сизо-голубыми красками и погасли последние лучи Марса, он немного вздремнул.
На рассвете его разбудил амирчкари и доложил, что лошади готовы. Два копьеносца проводили его че-|рез двор и усадили на коня. Главный конюший подал плеть.
Мамамзе просил передать благодарность царю и Звиаду-спасалару. Он просил также передать католикосу его просьбу — посетить замок Корсатевела и прислать священников, и иконы для эриставства. Всадники проехали крепость Мухнари, и амирчкари повернул коня к северу. Только тогда Мамамзе поверил, что его сопровождают не на тот свет, а в собственное эриставство.
Весна подступала к горам. По берегам Арагвы зацвела алыча. Жаворонки возносили в небо радость обновленной земли.
IV
Апрель был на исходе.
Георгий послал к католикосу Мелхиседеку начальника дворцовых слуг и просил его пожаловать к нему в субботу после вечерни. Католикос удивился, увидев и приемной посланца. Раньше царь лично приходил к нему.
Католикос был недоволен царем, но никому не мог В этом признаться. Георгий не так был предан делам веры и нравственности, как отец его Баграт.
Усердно превозносил Мелхиседек Баграта. Баграт был набожен, и господь ниспослал ему милость свою; нот почему Баграт завоевал Кавказ — от Джикети до Каспийского моря — и объединил столько грузинских земель. Мелхиседек не мог и предположить, что летописец напишет о благочестивом Баграте: