Деснинские просторы
Шрифт:
Наутро союзники увидели расположившееся прямо напротив них огромное ливонское войско. На холме стоял великий магистр. Тимофей узнал его сразу по золоченому шлему с пером.
Неожиданно литовцы с криками ринулись на немцев. Казалось, ливонцы не смогут выдержать натиска литовской конницы. Но враги не только выстояли, но сами начали атаковать. Их наступление длилось долго. Тимофей увидел потное лицо великого литовского князя. Литовцы не выдержали натиска и начали отступать. Немцы кинулись их преследовать. Но вдруг натолкнулись на «железную стену». Перед ними стояли русские. Тимофей
– Кровь текла рекой, стрелы летели тучами и кругом слышен был звон копий и стрел…, - писал летописец.
Немцы начали уставать. Вдруг в их рядах возникла паника: в бой вступили чехи. Враги бросились бежать. Русские с криками их преследовали.
Многие рыцари на коленях просили пощады, но их не жалели.
Тимофей скакал вперед: перед его глазами мелькала золоченый шлем великого магистра, мчавшегося на крупном рыжем коне. Прицелившись, Бор метнул копье. Оно точно попало в цель, пронзив золоченые доспехи немецкого предводителя. Магистр пошатнулся и рухнул на землю, обливаясь кровью.
Тимофей снял с главного врага шлем и бросил его в подорожную суму.
По всему полю скакали кони без всадников. Битва была окончена. Войска немецких рыцарей были разбиты наголову.
1965 г.
Ц А Р С К А Я В Е Р А
…Шел 1915 год, завершалось засушливое лето. Год был тяжелый: Россия терпела поражения на фронтах, бастовали рабочие фабрик и заводов, неспокойно было и в деревнях. Хватало бурных событий и на бывших мальцовских заводах. Только что прошла очередная забастовка озлобленных голодом рабочих, а тут новое событие: царь приезжает!
Что заставило самодержца заехать в такую глушь? Да еще на столь печально знаменитые беспорядками радицкие заводы…Не для поднятия ли «патриотического духа», которого так не хватало изголодавшемуся русскому мужику?
Царь ехал на фронт. Стучали колеса поезда Его Императорского Величества. Было о чем подумать. Сбывалось предсказание Григория Ефимовича(1): Россия на глазах катилась в пропасть, гибла. Вспомнился Столыпин (2). Преданный был, надежная была опора…Нет теперь таких. Хоть Ефимыч один успокаивает…А прав он, ой, как прав: все министры - дурачки! Некому поддержать трон…
Последние неудачи на фронтах волновали царя. Не мог он не думать и о беспорядках в России. Вновь подняли головы рабочие. И опять эти социал-демократы! Уж и на казенных заводах развоевались! Что за натура у русского мужика: ни мир, ни война его не успокоят! Радуется, небось, счастливчик Вика (3): у него не такой народ, по уставу живут…С ними можно воевать.
– А эдак и победит, - подумал царь.
– А как не победить, коли эти социалисты непрочь повернуть оружие в сторону своих же, русских, так ведь они агитируют рабочих? А что если повернут? Они ведь даже на самодержца покушаются?!
Николай тряхнул головой, поднял граненый
Царь поцеловал крест, надетый ему на шею старцем Григорием, и успокоился.
…Черный дым приближавшегося паровоза волновал стоявших на перроне людей. Одни метались, расставляя уже в сотый раз вытянувшихся «в струнку» солдат, другие давали последние указания «примерным» рабочим, стоявшим закатив от страха глаза. И батюшка был здесь. Знали: набожен, богобоязнен государь, очень любит священников!
Да и не промах отец Серафим: знает, как царю услужить! Если бы не он - влипли бы в историю! Семен Герасимович, управляющий, хотел всучить мужикам хлеб-соль на рушнике, но батюшка вовремя вмешался: - Не гостя ведь встречаем. Хозяин, отец родной едет! Ковер-то, ковер до церкви постелить ему надобно. Да и оркестр не здесь стоит: чай не в голову-то звук отдавать должон!
Солдат отвели в сторону.
Управляющий не забыл и главное: - Мужички-то здесь стоят «примерные», в Бога веруют, бунтовщиков не чтут.
Далеко стоял остальной народ: всем к царю нельзя, возможны беспорядки…Толпу сдерживал целый полк солдат. Народ гудел, но на перроне было спокойно.
Стоявшие в отдалении рабочие с интересом смотрели вперед: что-то будет? Одни завидовали «примерным»: поглядят на царя вблизи. Другие зло усмехались: - Продажные шкуры! Вон, Петька Ковалев, и тот туда же! Не успел, сопляк, и двух лет проработать, а уже передовой!
Счастливчик Петька трясся всем своим грузным телом.
– А как государь что спросит, а как не скажу: что тогда? Господь-Бог! Это тебе, Петька, не деревня, не коров пасти! Всем я статен: и у начальства на виду, и богобоязнен, и не пью! А вот не любят меня товарищи…Одни дурнем зовут, другие - «дятлом», а те, вон, Киреичем величают…А какой я Киреич: двадцати годов, чай, нету еще. А все эти пьяницы!
– думал Петр. Он до смерти не любил выпивох.
– Они Бога не чтут, царя когда-то убили, как говаривал отец Серафим.
Не совмещались в уме неграмотного парня понятия «пьянство» и «вера».
…А царь все «глушил».
– Но вот он паровоз-то, где же царь?
…Медленно открывается стальная дверца. Высунулся жандарм, за ним - священник в ризе («примерные» мужички неистово закрестились), генералы-то все, генералы!
Петька, как полоумный, вытаращил глаза: - Да! Есть на что посмотреть! Золота-то сколько, золота! А где же царь? Вот он: все расступаются! Вместе с батюшкой идет…Уж на ковер ступил…
Присмотрелся Петька: ба! Царь точно как с серебряного рубля, подаренного ему Семеном Герасимычем на Рождество, глядит!
Николай не блистал золотом (привык к простоте - истинно русский нрав!): шел в мундире защитного цвета, в высоких начищенных до блеска сапогах, с поблекшими полковничьими погонами. Все буквально впились в него взглядами.
Загремела музыка - «Боже, царя храни…» - мужики упали на колени. Солдаты, казалось, тянулись к царю. Скалили зубы лошади, подготовленные на всякий случай.