Десять дней в море без еды и воды

Маркес Габриэль Гарсиа

Вынырнув из-за поворота, он замер и изумленно воззрился на меня. Собака же, подняв хвост, подошла и обнюхала меня со всех сторон. Мужчина стоял молча, неподвижно. Потом снял ружье, уперся прикладом в землю и снова принялся меня разглядывать.

Не знаю почему, но мне не приходило в голову, что я мог очутиться в Колумбии, и сомневался, что он меня поймет, однако все же решил заговорить с ним по-испански:

— Сеньор, помогите!

Мужчина ответил не сразу. Опираясь на ружье, он еще долго и загадочно смотрел на меня немигающим

взглядом.

«Не хватало только, чтобы он меня пристрелил», — бесстрастно подумал я.

Собака лизала меня в лицо, а у меня не было сил отогнать ее.

— Помогите! — в отчаянии повторил я, думая, что мужчина меня не понимает.

— А что с вами? — вежливо поинтересовался он. Услышав его голос, я понял, что больше всего на свете мне хочется рассказать о моих злоключениях. Это было даже сильнее жажды, голода и отчаяния. Давясь словами, я выпалил:

— Я Луис Алехандро Веласко, один из моряков, которые двадцать восьмого февраля упали с эсминца «Кальдас».

Я считал, что об этом происшествии знает весь мир. Думал, стоит представиться — и мужчина тут же кинется мне на помощь. Однако он не шелохнулся и бесстрастно смотрел на меня, даже не пытаясь остановить собаку, которая лизала мое больное колено.

— Вы с куровозки? — спросил он меня, подразумевая, очевидно, каботажное судно, перевозящее свиней и домашнюю птицу.

— Нет. Я с военного корабля.

Только тут мужчина зашевелился. Он вновь закинул ружье на спину, сдвинул сомбреро на затылок и сказал:

— Ладно, сейчас отвезу на пристань проволоку и вернусь за вами.

У меня из-под носа уплывала вторая надежда на спасение.

— Вы правда вернетесь? — умоляюще спросил я.

— Правда, — ответил мужчина, приветливо улыбнулся и двинулся вслед за ослом дальше по дороге. Собака же осталась меня донюхивать.

Когда я сообразил, что надо спросить, мужчина отошел уже на порядочное расстояние, и мне пришлось почти прокричать ему вслед:

— А какая это страна?

И он с потрясающей непринужденностью произнес то единственное слово, которое я меньше всего ожидал от него услышать:

— Колумбия.

Шестьсот мужчин провожают меня в Сан-Хуан

Он сдержал свое обещание — вернулся. Я даже встревожиться не успел, ведь не прошло и пятнадцати минут, а он уже возвратился вместе с ослом, порожними корзинами и молоденькой негритянкой. Как впоследствии выяснилось, она была его женой. Пес не отходил от меня ни на шаг. Он уже перестал лизать мне лицо и раны. И обнюхивать тоже перестал, а улегся рядом и лежал не шевелясь — дремал, пока не завидел приближавшегося осла. А как только заметил, вскочил и завилял хвостом.

— Вы можете идти? — спросил мужчина.

— Сейчас посмотрим. — Я попытался встать, но ноги подкосились.

— Не может, — откликнулся мужчина, не давая мне упасть.

Они с женой посадили меня на

осла и, поддерживая под руки, пошли, подгоняя его. Собака вприпрыжку бежала за нами.

Вдоль дороги росли кокосы. В море я еще кое-как терпел жажду. Но тут, проезжая верхом на осле по узкой извилистой дороге, обсаженной кокосовыми пальмами, я почувствовал, что не могу больше вынести ни минуты, и попросил кокосового молока.

— У меня нет мачете, — ответил мужчина.

Но он обманывал. Мачете висело у него за поясом. Если бы в тот момент я мог за себя постоять, я бы силой отобрал у него мачете, очистил бы кокосовый орех и съел его целиком.

Позже я узнал, почему мужчина отказался дать мне кокосового молока. Оказывается, он сходил в хижину, расположенную в двух километрах от того места, где лежал я, переговорил с людьми и они предупредили его, чтобы он ничего не давал мне есть, пока меня не осмотрит врач. А ближайший врач жил в двух днях пути, в местечке Сан-Хуан-де-Ураба.

Не прошло и получаса, как мы добрались до дома, стоявшего у дороги. Там нас встретили трое мужчин и две женщины. Они сообща помогли мне слезть с осла, отвели в комнату и положили на кровать. Одна из женщин пошла на кухню, принесла кастрюльку с настоем корицы и, присев на край кровати, принялась поить меня с ложечки. Первая ложка привела меня в отчаяние. Зато вторая приободрила. Пить мне больше не хотелось, а хотелось рассказывать о том, что со мной стряслось.

О происшедшем тут никто ничего не знал. Я попытался объяснить, подробно рассказать, как мне удалось спастись. По моему мнению, весь мир должен был знать о катастрофе. Однако меня постигло разочарование… А женщина все поила меня с ложечки, словно больного ребенка.

Я несколько раз заговаривал о моих приключениях. Стоя в ногах кровати, четверо мужчин и две женщины смотрели совершенно невозмутимо. Это напоминало какую-то ритуальную церемонию. Не будь я так рад своему спасению от акул и от бесчисленных опасностей, которые на протяжении десяти дней подстерегали меня в море, я бы решил, что эти люди — инопланетяне.

Женщина, отпаивавшая меня настоем корицы, была олицетворением любезности. Стоило мне заикнуться о моих скитаниях, как она говорила:

— Пока помолчите, потом расскажете.

Я слопал бы все, что только можно. Из кухни в комнату доносились аппетитные запахи готовившейся пищи. Но все мои мольбы оказались напрасными.

— Мы дадим вам поесть, когда вас осмотрит врач, — раздавалось в ответ.

А врач не приходил. Каждые десять минут мне давали с ложечки подслащенную воду. Самая юная женщина, почти девочка, обмыла мне раны тряпками, намоченными в теплой воде. Время шло еле-еле. Постепенно мне становилось лучше. Я был уверен, что нахожусь среди друзей. Если бы вместо подслащенной воды мне дали поесть, мой организм не вынес бы такой встряски.