Десять кругов ада
Шрифт:
– Чего это ты вдруг?
– осторожно спросил майор, показав на сурово хмурившегося вождя, поросшего седым волосом на впалой груди зэка. Одевайся...
– Дак я сводил ее, - радостно сообщил старик.
– И крест на спине... тоже сводил.
– Тоже... мусульманином заделался!
– выдохнул Шакалов.
Кукушка реплику пропустил мимо ушей, продолжал говорить деловито-рассудительно, одновременно неспешно одеваясь:
– Это я в тридцать седьмом наколол. Чтоб не расстреляли. Тогда ведь как было: если...
– А крест зачем сводил?
– Я свой крест уже относил...
– серьезно ответил зэк.
– Никто не спасался... никаким портретом, - вставил злой Шакалов. Расстрел - и хана.
– Спасался, еще как спасался, - упрямо, надув губы, как маленький ребенок, возразил дед.
– В санчасть, - показал Медведев на него вошедшему конвоиру, тот грубо подтолкнул на ходу одевающегося старика.
– Повернулись!
– приказал остальным.
– Фамилии?
– Бакланов... Кочетков... Синичкин...
– нестройно ответили голые.
У последнего спина была чистая, Медведев, оглядев его, отметил: наколка-родинка на щеке, припухла красно-синяя точка. Майор знал, что этот знак на щеке означает приниженность в среде заключенных.
Синичкин странно тушевался под внимательным взглядом майора.
– Ты чего?
– спросил, заметив это, Медведев.
– Ну, кто тебе ее поставил? указал на "родинку".
Худощавый, женственно мягкий в движениях, чуть жеманный, Синичкин совсем растерялся, покраснел; заходили руки, приоткрылась нагота, которую он старательно прятал. Бакланов и Кочетков, стоявшие спокойно и открыто, ехидно улыбались.
– Что за смешки?
– перевел на них суровый взгляд Медведев.
Лица у обоих мгновенно стали отсутствующими.
– Опустили они его, вот что...
– безразлично махнул рукой Шакалов, - вот и пометили. Ему через три дня выходить, воля тоже пидоров должна знать...
– По делу можно, товарищ прапорщик? Без комментариев...
– раздраженно махнул на него майор.
– Доложите об осужденном.
– Можно и по делу, - обиделся Шакалов, продолжив жестко: - У него срок был два года. Говорят, сознательно сел, чтобы здесь погулять с мужиками.
– Это как?
– не понял Медведев.
– Работать, видать, не хотел.
– Кем же вы работали?
– оглядел фигуристого красавца Медведев.
– Учителем...
– хрипло сказал тот, отвернув голову.
– Во-во. Бального танца!
– поднял указательный палец Шакалов.
– Детей портил, - резюмировал он, - за то и сел.
– Танцуете?
– без улыбки спросил Медведев. Двое рядом стоявших голых зэков прыснули.
Синичкин покраснел, гордо и красиво повел головой:
– Н-нет.
– Кликуха
– Тут тоже... мотыля, наверно, бо-о-льшого поймал...
Опять залыбились, еле сдерживая смех, зэки, стоявшие рядом с закатившим мокрые глаза, от унижения и злости уронившим безвольно руки, смирившимся со всем Синичкиным.
– Да прекратите вы!
– раздраженно бросил Медведев Шакалову.
– Ясно. В изолятор!
– приказал, отворачиваясь от голышей.
– И врача туда вызовите.
Когда зэки оделись и тронулись к выходу, Медведев окликнул старого знакомого:
– Кочетков! Я ж помню письма от матери твоей, помню...
Кочетков, остановившись, набычился:
– Умерла мать...
Медведев оглядел его - вдруг сразу сгорбившегося и ставшего рыхлым. Поморщился, как от боли.
– Да? А жена... дети?
Кочетков неопределенно пожал плечами. Бакланов смотрел на Медведева, криво сморщившись: мол, чего пытаешь, курва, человека?
– Вижу, за два года ничего в тебе не изменилось, жаль...
– сказал после паузы Медведев.
– Помню, как объяснял ты на политзанятиях, кто такой козел... Помнишь?
Уходящий Синичкин вздрогнул, Бакланов подозрительно посмотрел на Кочеткова. Медведев поймал этот взгляд.
– Раньше, как я помню, вы все дрались, а теперь - не разлей вода? оглядел обоих.
Бакланов опустил глаза, пожал плечами - как хочешь думай, начальник, твое право.
– Так вот, объяснял ты нам, что козел - это тот, кто ведет баранов на бойню. На мясокомбинатах ты это видел. Козлы, значит, - предатели. Это ты относил ко всем активистам... Ты - не баран, не козел... Ты себя волком звал. Ах, как страшно!
– язвительно помотал головой Медведев.
Кочетков стоял не двигаясь, кажется, готовый броситься на майора.
– Этакий продолжатель волчьего племени воровского...
– Медведев презрительно оглядел его.
– Ну, что молчишь, волчара?
– Не буду я вам говорить ничего, - не поворачивая головы в сторону Медведева, пробасил Кочетков.
– А то, что вы здесь предателей воспитываете, которые жрут друг друга, как в волчатнике, это без вопросов, - неожиданно звонким голосом встрял Бакланов и стал пялиться на Медведева взглядом - дерзким, ненавидящим.
– Вломить?
– уверенно спросил Шакалов, показывая дубинкой на говоруна.
Майор еле заметным движением головы запретил, медленно оглядел Бакланова с ног до головы, что-то себе отметив.
– В изолятор. Бакланову еще пять суток.
– Во-от...
– зло начал тот.
– И еще пять, - перебил его властно майор, поворачиваясь от зэков к выходу, мгновенно уставший.
Бакланов окаменел. Синичкин уже давно стоял лицом к дверям, напрягшийся, будто ждущий удара. Кочетков пялился в стену.