Десять маленьких непрошеных гостей. И еще десятью десять

Фриш Карл

И подумать только: в последующем Фриш как зоолог никакого внимания не уделял пернатым!..

Впрочем, будем справедливы: мальчика интересовали не одни только птицы.

Было лето, когда семейство уехало к друзьям отца в венгерскую деревню. Вокруг оказалось много болот, и Карл наловил здесь тритонов, саламандр, лягушек и увез эти живые трофеи в Вену. Тут ему подарили аквариум, и он, заселив его, часами стал просиживать, наблюдая подводную жизнь. Для этого бедняге приходилось почти прижиматься лицом к стеклу: мальчик был очень близорук.

Даже игрушки у Карла, может быть, потому, что другие меньше его занимали, подобрались сплошь зоологические.

— Ты даже не представляешь, до чего тебе

повезло, что ты знаешь, кем хочешь стать, — с завистью сказал как-то один из друзей старшего брата Ганса, глядя на Карла: ему было в то время лет десять, когда он сооружал на столе из игрушек подобие зверинца.

Карл запомнил это восклицание, хотя и не совсем понимал, о чем речь.

Став школьником, Фриш собрал уже настоящий комнатный зоопарк, тщательно вел дневник, регистрировал самые важные наблюдения над 123 содержавшимися у него видами. Здесь были 9 млекопитающих, 16 птиц, 26 пресмыкающихся и земноводных, 27 рыб, 45 беспозвоночных.

Если пернатые питомцы Фриша не стали предвестниками его дальнейших интересов, то по составу комнатного зоопарка все же в какой-то мере можно судить о том, какие объекты исследования он выберет в будущем: как раз рыб и беспозвоночных у Фриша было больше всего. Впрочем, конечно, возможны и другие объяснения для состава зоопарка. Не все питомцы одинаково приятны в роли обитателей дома, хотя родители, в особенности мать, проявляли неисчерпаемую снисходительность к увлечению меньшего сына.

Карл много читал сам и любил слушать чтение других. При этом он особенно запоминал то, что так или иначе касалось животных и их повадок.

В этот вечер все собрались вокруг стола: старый друг семьи — смелый борец против мракобесия церковников Готтфрид Келлер — швейцарский писатель, поэт и художник, автор «Зеленого Генриха», «Мартина Ниландера» и других сочинений, прислал свою новую повесть.

Примостившись в уголке, Карл слушал сказание о «Трех праведных гребенщиках». Мать читает главу, в которой описаны переживания Иоста.

Бедняга лежит в своей каморке… Хозяин его прогоняет… Что делать? Куда деться?

Иост «…перевел глаза на участок стены подле самого его лица и стал рассматривать мелочи, которые рассматривал уже тысячи раз, когда поутру или вечером, но еще засветло нежился в постели, наслаждаясь сознанием, что это удовольствие бесплатное. Там в штукатурке было попорченное место, напоминавшее ландшафт с городами и озерами, а кучка крупных песчинок казалась группой блаженных островков. Дальше торчала длинная щетинка, выпавшая из кисти и застрявшая в голубой клеевой краске. Прошлой осенью Иост нашел остаточек этой краски и, чтоб добро не пропало даром, покрасил ею участок стены, то самое место, возле которого он лежал в кровати, на большее не хватило материала. По ту сторону щетины виднелось возвышеньице — подобие крохотной горки, от которой на блаженные острова через щетинку падала нежная тень. Над этой горкой Иост размышлял уже целую зиму. Ему казалось, что прежде ее здесь не было. Когда же он сейчас стал искать ее своим сонным, грустным взглядом, он вместо нее нашел незакрашенное пятнышко. Но как же он изумился, увидя, что горка не только переместилась подальше, а шевелится, как бы собираясь продолжить путь. Иост подскочил, словно увидел некое чудо, и убедился, что перед ним не что иное, как клоп, которого он минувшей осенью нечаянно замазал краской, когда тот сидел на стене в полном оцепенении. Теперь же, согретый весенним теплом, клоп ожил и в эту минуту хлопотливо полз вверх по стене, показывая голубую спинку.

Иост растроганно и изумленно следил за ним. Пока клоп полз по голубому участку стены, его почти нельзя было отличить от нее, но когда он выбрался из окрашенного места и последние засохшие брызги краски остались позади, славная небесно-голубая

букашка стала ясно выделяться на более темном фоне…».

Каждый запомнил из истории о «Трех праведных гребенщиках» разное, Карлу врезалось в память место об оживленном весенним теплом клопе.

Вскоре отец, он был видным врачом в Вене, купил в глухом тирольском местечке Бруннвинкль, на берегу озера Вольфгангзее, старый дом. Здесь семья стала проводить каждое лето. В Бруннвинкль переселились и дятел, и попугай, и прочая живность Фриша. Дятлу предоставлялась возможность вылетать утром из дому, и он целые дни был на воле, но, увидев Карла или его мать, подлетал к ним и фамильярно садился на плечо, приводя в изумление гостей.

Когда Фриш в очерке о мухе пишет, что между человеком и птицей может возникнуть что-то похожее на дружеские чувства, он подводит некий итог собственному опыту. Вечером дятел исправно возвращался домой и, если окно оказывалось закрытым, нетерпеливо стучал о стекло клювом, напоминая, что ему еще причитается порция мучных червей.

Неожиданно заболела мать, и врачи предложили ей полечиться на южном побережье. Она уехала, взяв с собой меньшего сына. Море и красоты приморской природы околдовали Карла. Часами лежал он на прибрежных скалах, вглядываясь в глубь вод, где шевелились приросшие к камням темные водоросли и немая жизнь текла в глубине вод.

— Не здесь ли, — заметил Фриш впоследствии, — впервые дошло до меня, что терпеливому взору настоящие чудеса могут открываться там, где рассеянный взгляд, ничего не замечая, скользит по поверхности.

Карлу потребовался второй аквариум: сверх пресноводного еще и морской. И оба он продолжал заселять все новыми и новыми жильцами — особенно рьяно с тех пор, как отец познакомил его с одним из самых страстных в Вене любителей, обладателем редкостной коллекции рыб, в том числе и декоративных.

— Никакого обдуманного плана работы с животными у меня не было, — признается Фриш. — Просто мне доставляло неописуемое удовольствие наблюдать их.

И он не отказывал себе в этом удовольствии.

Фриш научился внимательнее читать книги о жизни природы, а когда находил в них упоминание о своих питомцах или просто знакомых животных, книги казались ему еще более увлекательными.

Однажды ему попался номер журнала «Аквариум и террариум» со статьей о световосприимчивости актиний. Фриш из собственных наблюдений уже знал кое-что на этот счет: в аквариуме с морской водой у него жили привезенные с юга актинии — «морские розы». Они слепы от природы, однако странная вещь: стоило зажечь вечером свет, слепые создания принимались шевелить короткими руками-щупальцами.

Фриш решил проверить свое наблюдение, и это исследование стало первым его опытом, ответившим на два поставленных вопроса. Только на два, тогда он еще не умел задавать их столько, сколько научился ставить позже, извлекая для себя из каждого полученного ответа все новые и новые темы для разработки, обнаруживая новые и новые загадки там, где еще недавно нельзя было и догадаться об их существовании.

Так, в 1899 году или немного позже Фриш выяснил, что актинии реагируют на разную силу света, и установил, чтo именно на них воздействует: тепло или свет.

Исследователю шел шестнадцатый год.

Итоги наблюдений он коротко изложил в письменном виде и как-то вечером показал свое небольшое сочинение дядюшке — известному венскому физиологу. Дядюшка Зигмунд Экснер внимательно прочитал отчет, сделал несколько деловых замечаний и весьма одобрительно отозвался о работе племянника.

Карл почувствовал себя на седьмом небе.

Но тут одна из присутствовавших за столом теток тоже заинтересовалась статьей Карла и, прочитав ее, высказала искреннее удивление.