Десять плюс один
Шрифт:
В одном из отделений бумажника Карелла обнаружил фотографии. Женщине было около тридцати пяти лет, у нее были живые молодые глаза и белокурые волосы. Улыбка ее сияла сквозь целлофан. Он нашел фотографии троих детей: двоих мальчиков и девочки, таких же светлоглазых и белокурых, как женщина. Мальчишки были в скаутской форме, им было не больше десяти-одиннадцати лет. Девочке было лет пятнадцать-шестнадцать. Их сфотографировали на берегу озера – девочка улыбалась, держа в руке большой надувной мяч в разноцветных полосках. Форрест, стоявший за ее спиной, держал у нее над головой пальцы, сложенные рожками,
Карелла вздохнул и закрыл бумажник.
У полиции есть странное правило: каждый труп должен быть опознан. Это дает ей возможность утверждать, что разыскивается убийца Джона Смита, а не Джона Доу. Обычно формальное опознание производит один из родственников.
Если верить фотографиям, у Энтони Форреста была жена и трое детей. Значит, кто-то должен пойти к ним домой, подождать, пока ему откроют дверь, посмотреть этой женщине и детям в глаза и сказать, что Энтони Форрест – муж, отец, возлюбленный – умер. И этот кто-то был Стив Карелла.
Девушка, открывшая дверь дома 301 по Моррисон-драйв, была той самой, которую Карелла видел на фотографии – улыбающуюся и с мячом в руках. Но фотография, видимо, была сделана несколько лет назад, теперь девушке было лет девятнадцать-двадцать. Волосы ее немного потемнели, но глаза смотрели так же живо. Она немного смущенно улыбнулась Карелле и вежливо спросила:
– Что вам угодно?
– Мисс Форрест? – спросил Карелла.
– Да.
– Детектив Карелла из восемьдесят седьмого комиссариата, – сказал он, показывая свой жетон и удостоверение. Он откашлялся. – Могу я видеть вашу мать?
– Ее нет дома, – ответила девушка.
– Не знаете ли, где я могу ее найти?
– Они с отцом хотели встретиться и пообедать в городе. Что случилось?
– Видите ли... – начал Карелла.
И внезапно девушка поняла. Глаза ее расширились, она сделала шаг назад и спросила:
– В чем дело?
– Я могу войти?
– Да, конечно, – сказала девушка. – Но в чем все-таки дело? С ним что-то случилось?
– Мисс... – сказал Карелла. Он заколебался. Он решал, достаточно ли она взрослая, чтобы правильно воспринять то, что он должен ей сказать. И тем не менее он понимал, что нужно разыскать ее мать и сообщить новость ей. – Вы знаете, где они хотели встретиться?
– Да, в ресторане Шрафта. Я не знаю, собирались ли они там обедать или только встретиться. Прошу вас, вы можете мне сказать, в чем все-таки дело?
Карелла долго смотрел на нее, потом тихо сказал:
– Мисс, ваш отец мертв.
Девушка отшатнулась. Потом как-то странно улыбнулась и покачала головой.
– Нет, – сказала она.
– Мне очень жаль, мисс.
– Это, должно быть, ошибка. Они с мамой хотели встретиться, чтобы...
– Я не думаю, что произошла ошибка, мисс Форрест.
– Но... в конце концов, вы-то что об этом знаете? Что произошло?
– Его застрелили.
– Застрелили? Моего отца? Вы шутите?
– Очень жаль, мисс, но я не шучу. Я хотел бы видеть вашу мать. Могу я позвонить?
– Подождите... Нет... то, что вы говорите... это невозможно, вы понимаете? Моего отца зовут Энтони Форрест. Я уверена, что...
Карелла легонько дотронулся до руки девушки.
– Мисс Форрест, – сказал он, – в бумажнике мы нашли документы, удостоверяющие
– Значит, у него украли эти бумаги. Так часто случается. Конечно, человек, которого убили, украл у отца бумажник, а вы сделали вывод, что...
– Кто это, Синди? – раздался мальчишеский голос.
– Ничего особенного, Джефф. Все в порядке.
– Я хотел бы позвонить вашей матери, – сказал Карелла.
– Зачем? Вам так нужно и ее встревожить понапрасну? Хорошо, давайте звоните. Но для вас же будет лучше, если вы не ошиблись. В ваших интересах, чтобы этот человек оказался моим отцом. Потому что... для вас же будет лучше не ошибиться. – Глаза ее наполнились слезами. – Телефон в этой комнате. – Проведя его в гостиную, она добавила: – Но я совершенно уверена, что это не мой отец. Не может же мой отец так глупо... позволить себя убить.
Карелла нашел телефон Шрафта в справочнике и снял трубку. Девушка дотронулась до его руки.
– Послушайте, – сказала она, и слезы неудержимо потекли по ее лицу, – послушайте, мама не очень сильный человек. Прошу вас... когда вы ей скажете... прошу вас, сделайте это поосторожнее. Ну, когда вы скажете, что отец умер. Прошу вас.
– Не беспокойтесь, – сказал Карелла и набрал номер.
Клара Форрест, хрупкая женщина лет под сорок, с мелкими морщинками, сеточкой окружающими ее глаза и губы, ни слова не говоря, поехала с Кареллой в морг. На лице ее появилось то странно замкнутое, почти сердитое выражение, которое бывает у людей, узнавших об ударе, нанесенном смертью. Она молча ждала, пока смотритель вывезет ящик на хорошо смазанных колесиках, потом долго всматривалась в лицо мужа и только один раз кивнула головой. Она поверила в случившееся сразу, как только Карелла сказал ей об этом по телефону. И сейчас, глядя в лицо человека, за которого она в девятнадцать лет вышла замуж, которого она любила с семнадцати лет, которому она родила троих детей, с которым она делила все самое хорошее и самое плохое, глядя в лицо своего мужа, который теперь был только трупом, лежащим в ящике морга, она всего лишь выполняла формальность.
Сердце ее разорвалось в тот момент, когда Карелла заговорил. Все остальное было формальностью.
– Это ваш муж, миссис Форрест? – спросил Карелла.
– Да.
– Его зовут Энтони Форрест?
– Да. – Клара опустила голову. – Теперь мы можем уйти?
Они вышли из огромной гулкой комнаты и остановились в госпитальном коридоре.
– Будет вскрытие? – спросила она.
– Да, миссис.
– Мне это очень не по душе.
– К сожалению, это необходимо.
– Как вы думаете, ему было больно?
– Он должен был скончаться сразу же.
– Слава Богу! – Последовало долгое молчание. – В доме полно стенных часов, у нас их почти дюжина, – сказала Клара.
– Да?
– Он сам их всегда заводил. У некоторых ведь очень тонкий механизм. И потом, эти иностранные часы... такие сложные. Он их заводил каждую неделю по субботам. Все часы. – Она замолчала, устало улыбнулась, снова заговорила: – Я всегда боялась, что это случится. Понимаете, он... Я никогда не умела их заводить.
– Я не совсем вас понимаю, – сказал Карелла.