Десять процентов
Шрифт:
Разговаривать с неодушевленными предметами — плохой признак.
Разговаривать со своим отражением в зеркале — уже напоминает шизофрению.
Разговаривать с чужим отражением, которое видишь вместо своего собственного — это мой случай.
Старое, уже покрытое налетом времени зеркало в тяжелой металлической раме стоит на моем столе. Медленно провожу пальцами по поверхности, едва касаясь отражения. Старое зеркало искажает вещи, и черты моего лица в нем медленно видоизменяются, превращая одно лицо в другое.
Или это просто мне так кажется.
Я склоняюсь над зеркалом, нашептывая отражению все, что на душе. А там, за
Я пытаюсь быть нормальной, правда.
Точнее, десять процентов меня пытается. Но ведь десять процентов — ерунда, по сути дела… Девяносто побеждает. Девяносто всегда побеждает. И пока десять процентов меня пытаются получать от жизни удовольствие, девяносто уже утонули в страданиях и боли. И меня уже не вытащить назад, как бы ни старались десять процентов…
Сижу за столом, стиснув в руке бумажки. Зеркало перевернуто вниз. Я гляжу в текст задачи, но ничего не разбираю. Я, конечно, пытаюсь учиться. Но какая там учеба, когда лишь десять процентов меня хотят жить?
— Помочь?
— Давай.
Десять процентов меня улыбаются. А девяносто — злятся и хотят рвать на себе волосы. И пока парень решает за меня задачи по математике, я медленно запускаю руку в волосы и с силой дергаю. Морщусь от боли. На руке остается несколько волосинок. На какую-то одну секунду я не думаю ни о чем, кроме этой ничтожной боли. Это помогает.
— Ты в порядке?
— В полном.
Он знает, что это ложь.
Старое зеркало опять стоит передо мной. Отражение снова искажается, и зеркало снова становится для меня окном. Окном, в которое я не могу выглянуть, как бы мне ни хотелось. Губы парня за стеклом шевелятся, вновь и вновь произнося слова. Но я не ухожу, не опускаю зеркало. Сегодня сижу перед ним, наблюдая за шевелением губ. Пальцы сами собой тянутся к узорам на металлической винтажной раме и с силой надавливают на острые выступы. Касаюсь ледяной поверхности и завороженно смотрю, как крошечные капли крови скатываются по зеркальному стеклу. Красиво.
Надо запомнить это.
Десять процентов меня улыбаются, рассказывая об анкетах, поданных в множество известных колледжей. А девяносто встают посреди ночи и разрывают так и не отправленные анкеты на сотню маленьких частей.
Десять процентов решают кардинально изменить жизнь и начинают с генеральной уборки в комнате. Но запал пропадает тут же, ведь девяносто находят старые фотографии и разглядывают их, отмечая в памяти каждую мелкую деталь. Включаю давно забытые мелодии и сижу на кровати с фотографией и старым зеркалом — сравниваю лица. Черты практически идентичны, что напоминает мне о том, что не так уж моя память и плоха. Снова провожу пальцами по острым узорам на раме. Снова капли крови катятся по старому зеркалу. И лишь когда поздно ночью папа заходит ко мне в комнату, я убираю зеркало и фото, перед этим аккуратно вставив их в металлическую раму. Зря начала уборку. Зря.
— Что за зеркало?
Недовольно хмурится. Ну конечно. Не каждая девушка приносит на свидание огромную тяжелую громадину
— Не обращай внимания.
Его брови сдвигаются на переносице при виде кровавых разводов на ледяной поверхности.
— Что за зеркало? — повторяет он уже громче. Сердится.
— Не важно, — говорю уже тверже.
Кажется, понимает. Больше вопросов не задает. Я беру меню и тыкаю наугад в первое попавшееся блюдо. Официантка принимает заказ, подозрительно косясь на зеркало, которое я любовно поставила на стол. Отражение вновь искажается, но я в нем остаюсь. Меняется другое: интерьер ресторана, освещение, лицо официантки. Меняются мелочи, заставляющие меня внутренне сжаться в комочек. И меняется лицо парня, сидящего напротив меня.
Словно бы я снова в том дне. Словно бы я в прошлом.
Медленно провожу пальцами по собственному лицу в зеркале. Отражение делает то же самое, и в собственных глазах по ту сторону я будто бы читаю сожаление. Этого не может быть. Я не могла тогда знать… Но я явно вижу, как мое отражение сочувствует мне. Сочувствует себе в будущем.
— Да что с тобой такое?
— Ничего, — тихий шепот. Я словно стала призраком самой себя. Как в той лекции по астрономии, которую рассказывал мне репетитор по математике в далеком детстве — смотря на небо, мы видим свет звезд, которые уже давно уничтожены. Но остатки света летят к Земле через космическое пространство много тысяч лет. Я уничтожена, но еще живу. Я уничтожена, а то, что есть сейчас — лишь свет, лишь призрак…
Быстрый взгляд в зеркало. Отражение больше не искажено — я снова вижу маленький ресторанчик-кафешку и его на соседнем стуле.
— Что это, черт возьми, за зеркало?
— Украла из заброшенного дома, — резко отвечаю я.
Воцаряется тишина. Я молча беру зеркало и ухожу. Он меня не держит.
Десять процентов меня заканчивают школу и даже почти искренне улыбаются, подкидывая вверх шапочку выпускника. Десять процентов принимают поздравления и пожимают плечами на вопросы о том, куда я собираюсь поступать. Десяти процентам нравится, как он обнимает меня за плечи и рассказывает какие-то глупости, которые вроде бы должны меня рассмешить. Но я не умею смеяться.
Девяносто побеждает. Всегда побеждает. Побеждает ночами, когда я вскакиваю с криками после очередного кошмара, к которым я уже привыкла. Побеждает вечером, когда я вновь сажусь за стол и разглядываю искаженное отражение в старом зеркале. Побеждает и днем, когда я, не в силах выдерживать все это притворство, резко встаю и ухожу, запираясь в своей комнате.
Просто десять процентов не умеют сдаваться.
Я снова сижу перед старым зеркалом. Мои черты лица опять искажаются в зеркальной поверхности, но на этот раз я не вижу его. На этот раз на меня глядит девушка. Она похожа на меня — те же глаза, тот же изгиб губ, то же недоумевающее выражение лица… Но она красивее. А еще она сильнее — она может справиться с тем, от чего так страдаю я. Она может найти в себе силы, она, несомненно, могла бы быть счастливой, будь она на моем месте. Но она — не я.