Десять тысяч разящих стрел
Шрифт:
– Всего одну вещь: кто отдает тебе приказы?
Переписчик сглотнул. Видно было, что говорить он не хочет, но и молчать не мог.
– Незадолго до отбытия из Эр-Сайяра со мной связался человек из дворца. Его имя… господин Весарий. Он передал мне приказ: по прибытии в город связаться с… определенными людьми. Он же указал, где их можно найти. Я не мог отказаться! – Канакир умоляюще смотрел на Кейвиса. – Господин Весарий говорил, что отдаст на казнь моих сыновей, если я не подчинюсь! Простите, Магистр Дилиан, у меня не было выбора! Я…
– Замолчи, – оборвал Кейвис. – Я услышал достаточно.
«Так значит, Весарий Азан. Доверенный прислужник Великого князя
Боги были суровы к потомкам повелителя Илевера. Из четверых его сыновей двое умерли детьми, а двое погибли в сражениях, не оставив наследников. Теперь на трон Эрхана нацелилось сразу несколько побочных ветвей династии Фаранидов, но первым в списке претендентов считался молодой князь Адерис, сын младшей сестры царя Раксены и умершего Великого князя Рутара Амато. Правда, сам государь от такого наследника не был в восторге: племянник вырос изнеженным, беспутным юнцом, равнодушным к военным и государственным делам. Но вдовствующая Великая княгиня дома Амато была исполнена решимости любой ценой возвести на трон собственного сына.
Кейвис, хоть и состоял в родстве с царской династией, но не настолько близком, чтобы попасть в число соперников в борьбе за власть. Однако все знали, что после его успехов в войне против Но-Рён и горных княжеств, государь благоволит молодому Магистру, а потому Раксена видела в нем угрозу. Со времен Амелия государь наделен правом в особых обстоятельствах назначить наследника из династии Фаранидов по своему усмотрению, вне зависимости от старшинства и степени родства, и если Илевер выберет Кейвиса Дилиана, никто не посмеет возразить. Да, если бы Раксена позаботилась о том, чтобы он не вернулся из Дайена, Кейвис бы не удивился. Но что касается Рафира Амато…
Тот молод, старше Кейвиса всего на три года, и прежде у них не имелось явных поводов для вражды, хотя и дружескими их отношения никогда не были. Рафир, правда, состоит в родственной связи с Раксеной, а вернее, он сын ее умершего мужа от первой жены. Но теплоты в отношениях мачехи и пасынка никогда не было, скорее наоборот. Было бы странно, сговорись эти двое хоть в чем-то.
– Послушай меня, Канакир, – отчеканил Кейвис. – Ты попался, а значит, для своих хозяев больше не представляешь ценности. Они пальцем не пошевелят ради тебя, но я могу тебе помочь. Я защищу тебя и не дам в обиду твоих родных, если ты будешь мне полезен.
Предатель-переписчик долго не раздумывал.
– Господин Магистр, что я могу сделать для вас?
– То же, что делал для Весария Азана. Смотри, слушай и сообщай мне все, что видел и слышал. И время от времени будешь говорить и писать то, что я тебе скажу. Не такая высокая цена за твою жизнь, верно?
Канакир опустил голову.
– Я понял, господин Магистр. Я сделаю все, что вы прикажете.
* * *
Для Илем-Кай победа в состязаниях стрелков вытеснила из головы все прочие мысли, а вернее, она сама старательно гнала лишние мысли от себя. Каждое утро девушка выходила на стрельбище и подолгу оттачивала мастерство, забыв обо всем и не обращая внимания на младшего брата, который регулярно зазывал ее в ночные прогулки по городу, дабы «развеяться».
Наконец, незадолго до того, как Юный Олень должен был достигнуть Зрелости, наступил долгожданный день, и по всему Дайену глашатаи объявили о начале ежегодных больших состязаний. Город, который и прежде бурлил, превратился в перегретый котел. На священное десятидневье в столицу съезжались люди со всех концов
Хотя, согласно древнему обычаю, показать себя в соревнованиях мог всякий, независимо от происхождения, полной вседозволенности не было даже в священные дни. Состязания для простолюдинов проводились в Темном Городе или за пределами городских стен, а для особ благородного происхождения обустроили отдельные ристалища внутри Светлого Города. Здесь соревновались во всех умениях, которые приличествуют знатному человеку: от живописи и стихосложения до боя на копьях или рукопашной борьбы, но состязания стрелков слыли самыми почетными. Стрельба из лука с древнейших времен относилась к числу Восьми Дисциплин, которые обязан освоить любой юноша из знатной семьи. И не только юноши: Илем-Кай была не единственной девицей, пожелавшей выйти на стрельбище. В прошлом среди придворных считалось нормой обучать дочерей воинским искусствам наравне с сыновьями, и хотя династия Ильфан, придя к власти, принесла с собой новые взгляды на роль мужчин и женщин в обществе, некоторые рода не отреклись от старых традиций.
Поле для стрельбы было достаточно обширным, чтобы у боевого рубежа разместилось более полусотни человек за раз, но и желающих было не меньше. С трех сторон поле окружали трибуны, которые уже ломились от зрителей. Люди на трибунах громко кричали и спорили из-за лучших мест, а девушки размахивали цветными шелковыми лентами и веерами, подбадривая своих избранников.
Многих, собравшихся на поле, Илем-Кай знала или хотя бы узнавала в лицо. Почти все это были молодые господа – сыновья придворных чиновников, князей и офицеров столичного войска. Неожиданно среди прочих она заприметила одну слишком хорошо знакомую фигуру и не преминула приблизиться. Девушка в темно-зеленом охотничьем платье с золотым поясом придирчиво проверяла лук. Ростом она немного уступала Илем-Кай, была плотненькая, круглолицая, а в волосах, собранных в замысловатую прическу из тонких косиц, блестели изящные заколки c изумрудами.
– Дюань-Улен, – дочь верховного стратега поклонилась с нарочитой грацией. – Не ожидала встретить тебя сегодня в таком месте.
– Илем-Кай, – ответный поклон был столь же безупречен. – Не понимаю, что тебя удивляет. Скорее, удивляться нужно мне.
– Отчего же?
– Как, неужели ты не знаешь, о чем должны объявить на днях? Мне кажется, сейчас тебе следовало бы не тратить время на упражнения с луком, а усердно изучать язык и обычаи северных варваров. Кстати, я слышала, что там бывает очень холодно зимой, так что не забудь запастись теплой одеждой.
– Спасибо на добром слове, Дюань, – обаятельно улыбнулась Илем. – Но не нужно за меня переживать. У меня толстая кожа, не замерзну. Все равно я не понимаю, зачем тебе эти состязания? Всем известно, что Третий принц Ней презирает воинские забавы.
Лицо второй девушки сделалось таким кислым, как будто она разжевала целый лимон вместе с кожурой, и Илем-Кай не удержалась от издевательской ухмылки, довольная тем, что оставила последнее слово за собой. Они с Дюань с детства были соперницами. Илем уже не помнила, когда и с чего началась их вражда, но третью дочь княжеского рода Улен на дух не переносила, и это чувство было взаимным.