Десять тысяч стилей. Книга двенадцатая
Шрифт:
«Где-то через два месяца, когда печать почти исчезнет, Алхоам поделится защитой от желаний джиннов. Времени достаточно», – подумал Волк. Гули шли быстро и уже исчезли за горизонтом. Возле гробницы остались всего двое – Фелах и Ныд.
– А вы чего стоите? Отстанете, – сказал Ливий, уже зная, о чем хотят поговорить знакомые по Перевернутой Башне.
– Ты – не синемордый, – сказал Фелах. Ныд согласно кивнул.
Это было очевидно. «Синемордые» так не дрались. Ливий почти не использовал молнию, да и вообще полагался на кулаки, даже не нося
– Да, я не из племени Алхоама, – с улыбкой кивнул Ливий.
– Тогда кто?
– Обычный человек, – ответил Волк, проводя ладонью по лицу, чтобы на пару секунд снять маскировку.
По перекошенному злобой лицу сложно было понять эмоции Ныда. Немногословный гуль тоже не спешил делиться своим удивлением, и все же Ливий его чувствовал.
– Ты даже не местный, – скрипуче произнес Фелах.
– Да, я из Централа. И величайший из джиннов попросил меня разобраться с одной проблемой, – вновь кивнул Ливий и повернулся к гробнице.
Ныд и Фелах все поняли. Они не знали о том, что Золотой – джинн. Но догадаться было несложно. В чем может нуждаться Алхоам и на что способен сильный человек? Лишь убийство джинна.
«Странно, я что-то ощущаю сквозь барьер», – подумал Ливий, вглядываясь в гробницу. Печать, поставленная жизнями джиннов, не могла быть такой тонкой. За барьером что-то едва уловимо ощущалось, и Ливий даже не мог понять, что это за чувство. Раньше этого не было, Волк готов был поклясться. И ощущение через барьер лишь нарастало с каждой секундой.
– Не думал, что люди могут быть настолько сильными, – сказал Фелах.
– Много таких в Централе? – спросил Ныд.
Ливий не слушал их. Нарастающее ощущение из-за барьера приковало все его внимание, и уже спустя две секунды Волк смог понять, что именно он ощущает. Но когда это произошло, было уже поздно.
«Ярость!», – пронеслось в голове Ливия прямо перед тем, как стены гробницы взлетели на воздух. Фелах и Ныд тоже успели почувствовать угрозу из-за барьера, но гораздо позже. Выхватив оружие, они приготовились к бою.
«Почему так рано?! Барьер не должен был пасть!», – подумал Ливий, стараясь понять, что делать дальше. Ситуация становилось слишком опасной.
Из песчаной пыли разрушенной гробницы наружу шагнуло существо. Его волосы ярко сияли на солнце, отражая солнечные лучи, как и все его тело. Казалось, будто существо выковано из драгоценного металла, как божки дикарей из джунглей. «Солнца» в этом создании было так много, что оно ослепляло и заставляло прикрывать глаза. Волк был уверен – существу нравится, когда людям приходится щуриться от одного лишь его вида.
«Золотой», – подумали одновременно Ливий, Фелах и Ныд. Сложно было не понять, кто стоит перед ними.
Существо, казалось, смотрело сквозь них. В трех воинах он не видел даже малейшей угрозы себе. Лицо Золотого было преисполнено аристократическим благородством,
Фелах сделал шаг в сторону, заняв стойку для быстрого броска вперед. Золотой заметил это. Он сконцентрировал взгляд на троих бойцах перед собой и сказал:
– Вы убили моих потомков. Они должны были встретить меня. Вы убили моих прекрасных созданий. Испортили мое великое возвращение. На мой путь благородной мести брошена ваша жалкая тень.
Ливий ожидал от голоса Золотого изнеженности, присущей аристократам, но джинн говорил крепко и уверенно, каждое его слово маленьким молоточком раздавалось в пространстве, как барабанный бой на плацу. Волк ничего не произнес. Ныд и Фелах тоже молчали.
«Алхоам, у меня проблемы. Сахраджудж освободился».
Ответом Ливию стало молчание. Алхоам не слышал его.
– Ракшас. Мерзкие твари с омерзительными лицами. Когда-то вы были мне полезны, но ты убедил меня, что весь ваш род должно уничтожить, – заговорил Золотой вновь. – Один из сынов Гуля. Такой же уродливый, как и он сам. Уверен, что все твое племя презирают. И, наконец, ты.
Сахраджудж посмотрел прямо на Ливия.
– Потомок того, кто заключил меня здесь. Малая мерзость великой мерзости. Малая ложь великой лживости. Такие, как ты, не должны существовать. Вас должно уничтожить, как паразитов, но сначала от моей руки обязан пасть твой отец. Его преступления неисчислимы, его грехи необъятны. И ты – часть его порочности, мой друг.
«Друг?», – удивленно подумал Ливий. Такого обращения он никак не ожидал.
Слова Сахраджуджа были переполнены ненавистью и обидой. Ливий этому совсем не удивлялся. Его больше волновал будущий бой. Что делать без защиты Алхоама? Есть ли вообще шансы?
«Спокойно. Есть три варианта. Первый – Алхоам ошибся в расчетах прочности печати. Не думаю, что это правда. Второй – фанатики как-то смогли ее утончить. Тоже вряд ли, не в их силах. Да и наступление фанатиков на Ишбатану готовилось позже. Остается последний вариант – Золотой смог сломать печать сам. Возможно, это потребовало от него много сил. Если так, то мои шансы на победу немного выросли», – думал Ливий, стараясь не пускать в голову мысли о том, что в заключении Сахраджудж смог стать сильнее.
К счастью, Ныд и Фелах не реагировали на слова Золотого. Будь здесь кто-то из «синемордых», «красномордых» или «старцев» – возможно, они бы не выдержали оскорблений величайшего из джиннов. Ракшасу же было плевать, да и гули не испытывали особой любви к Алхоаму.
– Сдержался и не стал нападать. Страх или ты презираешь своего отца? Мне нравится любой из вариантов. Ты мог бы стать хорошим союзником. Увы, я вижу кровь моих творений на твоих руках. Как непростительно. Все вы умрете.
С последними словами Золотого в воздухе появились едва заметные нити.