Десять заповедей мертвеца
Шрифт:
Кофе нам подала сама Людочка. Даже ее мне приятно было видеть. Кстати, я заметила, что Жанна тайком продемонстрировала домработнице оттопыренный большой палец, признавая, что обед выше всяческих похвал. Людочка зарделась, как девушка. Ого! Значит, это Жанна ведет хозяйство в доме.
Светлана заметила эту пантомиму и вздохнула:
– Да, Женя, в нашем доме многое изменилось. Теперь всем тут заправляет Жанночка. Следует признать, – с некоторым удивлением сообщила мне Кричевская, – у нее просто врожденный талант управленца. Могу сказать, что домом девочка управляет железной
Сиротка потупила глаза и зарделась. Валентин с глупой счастливой улыбкой смотрел на юную супругу.
– Я хочу сказать тост. – Юноша вдруг вскочил и, держа на весу фужер, принялся говорить заранее отрепетированную речь. Он благодарил бабушку и мать, выражал удовольствие, что весь этот кошмар наконец-то закончился, и надежду, что в будущем всех присутствующих ждет ничем не омраченное счастье… Я слушала мальчишку, любовалась новобрачной – она снизу вверх взирала на мужа и даже рот приоткрыла от восхищения, – а сама думала о тех, кого нет за этим столом.
Интересно, где сейчас Евгений Больц? Почему он не присутствует на бракосочетании единственного сына? Неужели гастроли важнее?! Хотя не могу представить его здесь под ручку с японской Лолитой…
И наконец – Last but not least – за столом нет человека, которому мы все обязаны жизнью. Все – и я, и Валя, и Светлана, и Галина Георгиевна, и Жанна Подаркова. Я говорю о Павле Гордееве.
Но «ангел» был вне пределов досягаемости.
Гордеев все-таки сдержал слово. В конце декабря, когда я только что вышла из больницы и сидела дома, приходя в себя и восстанавливая форму, в телевизионных новостях мелькнул короткий сюжет – мужчина сорока семи лет покончил с собой, выбросился из окна девятиэтажки. Корреспондент упомянул, что самоубийца был грузчиком одного из сетевых магазинов. В тот же вечер я устроила небольшую попойку в честь Гордеева.
Закрылась у себя в комнате и выпила несколько рюмок, чокаясь с зеркалом. Мила отнеслась к этому с пониманием – тетя вообще старается не лезть в мои дела, особенно когда дело не касается замужества.
А я чокалась с зеркалом, смотрела на свое отражение и вспоминала Павла Гордеева. «Ангела» беззащитной сиротки. Человека, виновного по крайней мере в трех убийствах – если считать насильника из далекого прошлого Жанны, бедного Игорька и Влада Швецова. Человека, которому я обязана жизнью. Человека, которого выучили служить и защищать… а когда война кончилась, он так и не смог остановиться… Как я.
Тут я прислушалась к тому, что говорят за столом. Обсуждали новость – Евгений Больц собирался жениться на своей японке. Почему-то эта новость вызвала у Светланы безудержный смех.
– Так ему и надо, пусть весь мир теперь над ним потешается! – веселилась Кричевская.
– Да ладно тебе, мам! – великодушно махнул рукой Валя. – По-моему, они отличная пара. Окими очень милая и папу любит. Следит, чтобы он правильно питался и все такое… А папа на нее смотрит влюбленными глазами. Я виделся с ними перед их отъездом в Австралию, – пояснил юноша в ответ на мой недоумевающий взгляд.
– Сейчас
Я вежливо участвовала в разговоре, восхищалась, спорила, поддакивала – но мысли мои были заняты совсем другим, а взгляд невольно останавливался на лицах Галины Георгиевны и Светланы. Неужели это все? Хеппи-энд?
Мать и дочь иногда переглядывались, как сообщники. Они напоминали преступников – таких я повидала предостаточно, – в которых борются противоречивые желания. Чтобы кто-то узнал о том, как ловко они провернули это дельце и восхитился этим. Чтобы никто никогда не докопался до правды. Чтобы кто-то наконец остановил их…
Но я сидела смирно. В этом доме я гость. Если кто-то хочет разбудить спящую собаку, пожалуйста. Но не я…
Инициативу, как всегда, взяла на себя Светлана. Когда обед закончился, десерт был съеден, а все тосты сказаны и подошло время прощаться, Кричевская неожиданно заявила:
– Дети, нам с Евгенией нужно поговорить о чем-то важном.
Валя удивленно посмотрел на мать.
– Мам, я уже взрослый, ты не забыла? – насмешливо вскинул брови юный принц. – Мне что, уйти в свою комнату и поиграть в машинки, пока взрослые будут вести важные разговоры?
Светлана взглянула на сына. Лицо ее заливала нехорошая желтоватая бледность. Женщина сжала челюсти, справляясь с гневом, потом ровным голосом произнесла:
– Валентин, это не обсуждается. Речь пойдет о вещах, которые тебе не положено знать.
– Но, мама! – возмутился юноша.
Неожиданно на помощь дочери пришла Галина Георгиевна:
– Валечка, для тебя же будет лучше, если ты послушаешься мамочку. Поверь мне. Это все для твоего же блага…
Валентин растерянно переводил взгляд с бабушки на мать. Тут вперед выступила Жанна. Она ухватила супруга под руку и, солнечно улыбаясь, поддержала обеих женщин:
– Если так будет лучше для тебя… Пойдем, Валя.
Я восхитилась девочкой. Жанна понятия не имела, о чем идет речь, но инстинктивно поняла, что это знание грозит опасностью ее юному супругу, и готова сделать все, чтобы сохранить Валентину душевное равновесие. Против трех женщин Валя устоять не смог. Растерянно моргая, он позволил Жанне увести себя.
Я была этому рада – на мой взгляд, для юноши будет лучше кое-чего не знать. Иначе знание разрушит его жизнь. А она только начинается…
Когда новобрачные скрылись, Галина Георгиевна отпустила свою помощницу и заявила:
– Евгения довезет меня, куда нужно. Правда, Женя?
Я заверила, что это меня ничуть не затруднит. Кресло старухи катилось легко. Мы спустились на первый этаж и устроились в гостиной – той самой комнате, где все началось. Светлана отпустила всю прислугу, так что нашему разговору никто не мешал, и оттягивать дальше было бессмысленно. Мать и дочь видимо нервничали. Галина Георгиевна комкала платок, Светлана кусала губы. Взглянув на их бледные лица, я сказала: