Десятые
Шрифт:
Из двери рядом со стойкой вынырнул классический официант – белый верх, черный низ, – направился к Сергееву.
Поздоровался, положил перед ним папку меню.
– Спасибо, – сказал Сергеев. – Через три минуты подойдите, я выберу. – Мысленно похвалил себя за голос: деловой и при этом вежливый, чистый.
– Да выбирать, признаться, особенно не из чего, – извиняющийся фальцетик официанта. – В плане блюд. С напитками – полный набор.
Сергеев досадливо засопел; на самом деле не очень-то досадовал, но надо было показать.
– Что, все так грустно?
–
Сергеев открыл меню.
– Мидии в сыре, например?
– К сожалению…
– Рапан?
– Отсутствует.
– Ладно, говорите сами, чем богаты. – Возмущаться Сергеев опасался – официанты люди коварные, могут и в еду наплевать, набросать козявок из носа.
Кое-как составили комплект, правда совсем не южный, не приморский: селедка с вареной картошкой, солянка, свиные ребрышки с рисом.
– Пить что-то желаете?
Сергеев ответил не сразу. Не то чтобы растерялся от вопроса, но сомневался, вернее, решался. И решился:
– Двести грамм водки. Вот этой.
– «Русский стандарт»? Отлично. Правда, я бы посоветовал коньяк. Местный, три звезды, очень мягкий. По цене – идентично.
– А он хороший?
– Превосходный. Соседи делают, из своего винограда… Плохого не посоветую.
«Ну да, здесь надо коньяки с винами пить, – мысленно согласился Сергеев, – даже если в ноябре». И кивнул.
– Да, – вспомнил, – хлеба еще!
– Хлебная корзинка входит в заказ.
«Корзинка…»
– Замечательно.
Сходил в туалет, помыл руки, сбрызнул лицо, с удовольствием вытерся бумажными полотенцами.
Да, пребывание в ресторане вызывало тихое ликование. Будто вернулся то ли с зоны, то ли из армии или долгой экспедиции, вахты. И вот ты король жизни. Пусть даже один в зале на сто человек.
Вспомнился веселившийся Виктор-Витя. «Нет, мне до него еще далеко. Слава богу».
До армии Сергеев почти не посещал так называемые пункты общественного питания. В их городе было, кажется, три ресторана, из них два при гостиницах, одно кафе, которое вечно находилось на ремонте, и одна общественная столовая под названием «Огонек», где так пахло – запах начинался еще на улице, – что заходить туда не хотелось.
В школьной столовой он ел очень редко, двадцать копеек, которые мама каждое буднее утро ему выдавала, тратил на бананы – нет, на один банан, который вытягивал примерно на двадцатик (просил продавщицу найти пожелтей), – или на игровые автоматы, грушевый сок в гастрономе, или бросал в копилку. Внизу копилки находилось заткнутое пробкой отверстие, так что при надобности Сергеев доставал горсть мелочи…
Когда ему было лет четырнадцать, возле парка культуры и отдыха поставили самолет. Кажется, «Ту-134», и вскоре открыли в нем кафе. Скорее, это был буфет – еду там, кажется, не готовили, из горячего имелся только чай и кофе, ассортимент составляли разные пирожки, пирожное, булочки. Но шли туда за мороженым – с ним в городе всегда была напряженка, как тогда говорили: дефицит.
В первые недели к самолету
Но в конце концов очередь иссякла, он поднялся по трапу, уселся в удобное самолетное кресло, заказал официантке заварное, стакан дюшеса, мороженое – три шарика; до сих пор помнил: шоколадный, клубничный и мятный… Официантка принесла, с улыбкой выставила еду на стол, но есть Сергеев не мог. Вернее, ел через силу.
Было ужасно неловко. Может, из-за малого и непривычного – в самолетах он никогда не летал – пространства. Может, из-за людей, сидевших за соседним столиком. Казалось, они наблюдают за ним. А вероятнее всего, просто не умел есть на людях. Потом привык. В армии, в студенческой столовой, в московских кафешках и кабаках…
После четвертого курса Сергеев приехал домой на каникулы. И в него влюбилась юная девушка. Вика ее звали. Влюбилась именно так, как умеют влюбляться только юные, – безотрывно на него смотрела, ловила каждое слово, то краснела, то бледнела… Сергееву было приятно – он вообще чувствовал себя королем жизни. Пошли первые заказы – после успеха «Клубнички» возникла мода на российские ситкомы, понадобились сценаристы, молодые, остроумные и нетребовательные; одним из таких оказался Сергеев.
Но сюжеты настоящих сценариев в нем тогда клокотали – он был уверен, что эти ситкомы только начало, стартовая площадка… В то лето писал сценарий о строителях крупнейшей гидроэлектростанции страны. Вернее, об их тогдашней жизни, в середине девяностых. Великая стройка, длившаяся три с лишним десятилетия, завершена, романтики шестидесятых-семидесятых состарились, и кем чувствуют они себя теперь…
ГЭС находилась от их города в ста километрах. А в семидесяти – поселок, где как раз и жили работники станции, ветераны строительства, их дети, внуки… Сергеев решил провести там пару дней, набраться если не материала, то духа. Позвал с собой и Вику.
Посетили музей, погуляли по широким и пустынным – людей было удивительно мало – улицам, посидели на каменистом берегу бешеного, только-только вырвавшегося из-под турбин, Енисея. В основном же занимались сексом в номере гостиницы. Ели тут же, в гостиничном ресторане, похожем на обычную столовку.
Но в последний вечер Сергеев повел Вику в настоящий ресторан. Названия он не помнил, да оно наверняка изменилось, как и интерьер. А тогда это было именно то, что часто показывали в советских фильмах, когда требовалось изобразить эпоху нэпа, – высокий потолок, бархатные шторы, громоздкие столы и стулья, которые не оторвать от паркетного пола, похожие на постельные покрывала скатерти, стены из красного дерева…
Еда тоже оказалась какой-то слишком советской, вернее, из прошлого, – биточки и зразы, бифштекс, ростбиф, говядина с горошком. По залу плыли голоса Анжелики Варум, Алены Апиной, Татьяны Булановой, а сам зал, как и сейчас, в забытой богом Антоновке, был пуст. Только Сергеев… И тогда еще Вика.