Десятый крестовый
Шрифт:
— Что-то на вас не похоже, — мотнула она головой после паузы.
Фримен рассмеялся, смешок какой-то странный, тоненький, фальшивый. Да и все в нем было фальшиво. Взгляд, голос, жесты — слишком отработанные, слишком театральные, противоестественные. Словно нарочито разыгрывал перед Сарой какую-то комедию.
— Терри, самый крутой из инструкторов школы «Келли-Хилл» в Форт-Беннинге, внешне был чистый ангел. Щечки гладкие, почти не брился. Изящная, как у танцора, походка. Во время инструктажа один из учеников кинул ему: «Гомик!», и не успел этот малый глазом моргнуть, как Терри свернул ему челюсть и руку переломал в двух местах.
— Из
— Совершенно верно!
Строгий черный аппарат на столе приглушенно мурлыкнул. Не сводя с Сары глаз, Фримен снял трубку. Молча слушал, перебирая цепочку на шее, и тут только Сара заметила на этой цепочке маленький золотой крестик, перечеркнутый красным эмалевым X. Что это, модная безделушка с эмблемой «Десятого крестового», а может, особый, тайный знак причастия, как рукопожатие у масонов? Фримен молча положил трубку. Отодвинулся от стола вместе с креслом, встал. Выражение лица изменилось. Улыбка осталась, но холодная, отстраненная. Интервью, или что там у них с Сарой было, провозглашалось законченным.
— Прошу меня извинить, — произнес Фримен, протягивая Саре руку для прощания. — Дела.
Сара пожала протянутую руку, прикидывая про себя: умеет ли убивать эта теплая, сухая рука? Взглянула Фримену прямо в глаза: несомненно…
— Вы мне очень помогли, — сказала Сара. — По крайней мере, теперь мне есть с чем работать.
— Искренне рад!
Фримен вышел из-за стола, проводил Сару до двери, потом в коридор и так шел за ней до самой приемной, непринужденно болтая о погоде. Когда же он последовал за ней и дальше, к выходу, Сару будто ледяной волной окатило с головы до ног и внутри шевельнулась смутная, неясная тревога.
Вместе с ней Фримен ждал у лифта, и в то самое мгновение, когда вслед за звоночком разъехались двери в стене, Сару обожгла догадка: она не просто уходит из НСС, Фримен выпускает ее! Сара шагнула в кабину, тупо глядя под ноги, ожидая с затаенныам страхом, что пол вот-вот разверзнется. Обернулась и в быстром сужавшемся проеме между дверьми в последний раз увидела Фримена. Он стоял, не сводя с нее немигающих глаз, налитой, как револьверное дуло, закамуфлированное складками шелковой рубашки.
И пока Сара не выбралась из этого здания, пока не окунулась в знойную духоту улицы, у нее дрожали коленки.
Через двадцать минут, вся в испарине, совершенно без сил, Сара входила в вестибюль «Холидэй». Еще после смерти отца врач предписал ей держаться на транквилизаторах, и целую неделю Сара пребывала в непривычном, полуодурманенном состоянии, когда расползаются мысли, находит отупение и не соображаешь, где находишься. Вот и сейчас на нее нашло то же, казалось, что все снится, только не ей, а кому-то еще… Все, что она только что видела, — и это учреждение, и красавец в шелковой рубашке, и его золотой крестик, перечеркнутый красным, — все было ненастоящим, какой-то маской, прикрывавшей что-то ужасное.
Сара с облегчением открыла дверь в свой номер: сейчас подольше полежать в ванне, чуточку соснуть, и все пройдет…
К ней подскочили с двух сторон, молниеносно, без звука, без суеты. Двое в халатах санитаров неотложной помощи. Действовали четко: один прижал Сару к стене, другой немедленно закрыл дверь номера. Первый одной рукой зажал Саре рот, другой рукой запрокинул шею полунельсоном назад. Развернувшись боком, бедром и ногой подломил колени, чтобы не брыкалась. Когда подошел второй, тот отступил, не отпуская Сару. Второй подставил к ее шее шприц-пистолет, прижал к
Накинув на лежавшую в беспамятстве женщину одеяло, оба «санитара» выкатили каталку из номера, направились к грузовому лифту в конце коридора. Минут через пять эти двое уже грузили Сару в большой застекленный микроавтобус «эконолайн», оборудованный под «скорую помощь», — ярко-желтый, с надписью «НЕОТЛОЖНАЯ» на полосках цвета электрик по обеим сторонам.
Никто, кроме нескольких зевак, не обратил ни малейшего внимания на происходящее, и, взвыв сиреной, пылая световым сигналом, микроавтобус вылетел на улицу. Никому и в голову не пришло, почему вместо того, чтобы направиться к ближайшим больницам — к северу, к югу или к западу от гостиницы, микроавтобус рванул на восток, к шоссе-80, ведущему через пустыню.
Глава 13
Измученный ночной гонкой среди Скалистых гор, Филип Керкленд, подгоняемый страхом беглеца, все же скорости не сбавлял. И все старался пробиться сквозь сутолоку противоречивых мыслей и ощущений, от которых в голове образовалась каша, как у Джексона.
По-прежнему основной целью Филипа было отыскать Хезер, только к этой мысли теперь добавилось кое-что еще, не менее важное: смутная тревога, которая зародилась в нем перед вылазкой в «Зубчатую вершину», вылилась теперь в четкое убеждение — Хезер похищена необычной сектой, и этот насильственный увоз имел под собой нечто большее, чем просто желание не упустить новообращенку.
Еще с конца шестидесятых Филип был наслышан о культовых сектах, но ему впервые пришлось столкнуться с такой, у которой свой склад оружия и такая изощренная телесвязь для всестороннего охвата любой информации от поиска финансовых средств до разработки средств шантажа. Теперь тот факт, что сенатор, отец Сары, ушел из жизни при непонятных обстоятельствах, связанных с деятельностью «Десятого, крестового», приобретал совсем иной смысл. Тут уж не до примитивных методов какого-нибудь Элмера Гентри, сторонники которого пощипывали жалкий пенсион боголюбивых старушек. Здесь налицо политика, власть — в огромном, возможно, угрожающем масштабе. Филип понимал, найди он Хезер завтра, дело на этом все равно не кончится — что им дочка какого-то генерала, им есть что прятать и посущественней. К тому же как ни верти, а Филип уже настолько во всем этом завяз, что теперь так просто не отделается.
И Филип сказал себе: найдет он Хезер, нет ли, но помочь Саре собрать факты, изобличающие «Десятый крестовый», он должен.
По иронии судьбы на его пути в Рино единственной радиопередачей, которая пробивалась сквозь горные заслоны, была программа «За божьим словом» радиостанции Билли Карстерса. Чтоб не оказаться один на один с темной тишиной петляющего меж гор шоссе, Филип не выключал радио, и слух его заполнил бесконечный монотон лицемерия, приправленного богобоязнью, расточаемого Билли и его командой: