Десятый самозванец
Шрифт:
— Хозяева! — громко позвал он, колотя в дверь рукояткой нагайки. — Пустите на постой!
За дверью раздалось скрежетание, и чей-то низкий голос (не понять, мужской или бабий) ответил:
— Пшел ты к медведю на ухо! Ходят тут всякие нищеброды. В монастырь валяй, там изба есть для бродяг. А тут вам, дармоедам, не подают.
— Мы заплатим! — не смущаясь неласкового приема, крикнул Тимоха.
За дверью установилась тишина, а потом все тот же непонятный голос спросил:
— А чо надо-то?
— Да ты
Дверь медленно отворилась. На пороге стоял мужик, хоть и невысокого роста, но поперек себя шире. За плечом угадывалась ладно скроенная бабенка.
— Да я и не боюсь, — бабьим голосом сказал мужик, поигрывая охотничьим рожном. — Так, говоришь, денежки заплатишь?
Тимоха, оценив фигуру хозяина, наглеть не стал:
— Сколько возьмешь за три дня?
— Три копейки с денгой, — назвал цену своего гостеприимства хозяин.
— Одна, — принялся торговаться Тимоха.
— Три, — слегка уступил мужик.
— Две, — повысил Акундинов, хотя торговался из чистого озорства.
— Три, — еще немного уступил хозяин и пригрозил. — Больше не уступлю! На три дня да на двоих… Да кони еще. Одного овса на них полкопейки уйдет. А сена еще.
— Ладно, — согласился Тимоха. — Но баба нам исподнее постирает.
— Добро, — согласился хозяин, протягивая широкую, как лопата, ладонь.
Тимофей, отзываясь на рукопожатие, чуть не завыл — хватка у мужика была железной! И хватка, и фигура никак не вязались с низким визгливым голосом и безволосым, одутловатым и, опять-таки, каким-то бабьим лицом.
— Маланья, баню топи, — приказал хозяин жене, а сам обернулся к гостям: — Пойдем, коней поставим, а потом перекусим, чтобы в баньку-то на голодное брюхо не ходить. Воды там довольно, а каменка теплая еще. Только дровец подкинуть, так мигом и дойдет.
Скоро все трое уже сидели за столом и уминали черствые пироги с грибами, запивая их квасом. Хозяин, которого звали Прокопом, позевывая, говорил гостям:
— Ничо! Щас банька приспеет — напаритесь. Пока паритесь, баба ужин сготовит. Щец, правда, нет — выхлебали, но гречка с мясом есть. Ну, грибочки-огурчики всякие.
— Водку будешь пить? — неожиданно спросил Тимофей, вытаскивая из сумки флягу, чем поверг в изумление Костку, который уже несколько дней клянчил хотя бы чарочку.
— А чего бы не выпить? — отозвался хозяин, пытаясь говорить степенно. Но голос-предатель то и дело срывался на визг, поэтому получалось смешно. То ли баба переодетая, то ли подросток, пытающийся говорить под мужика. — Ежели мало будет, так я свою достану. Дешевле некуда — две копейки ведро.
— С табаком, небось? — деловито поинтересовался Костка.
— Ну, еще чего, — слегка
— Ну ладно, — примирительно сказал Тимофей. — Чарки доставай. Выпьем немножко да в баню пойдем. Вначале нашего, казенного, отведаем, а потом посмотрим.
Хозяин вытащил не деревянные кубки или грубые глиняные кружки, а медные чарки, украшенные чеканкой. Из таких и пить не в пример приятней. Выпив, Тимофей стал подниматься:
— Перед баней много пить не след, — сказал он, не обращая внимания на умоляющие Косткины глазенки…
По дороге мужики разминулись с Маланьей, которая зыркнула на них из-под платка, ничего не сказала, а только уступила дорогу. Тимофей углядел, что хозяйка, несмотря на платок, закрывающий почти все лицо, была диво как хороша.
Напарившись да отпившись квасом, который им вместе с чистым бельем принес хозяин, друзья пошли ужинать. Гречка, сваренная с мелкими кусочками мяса, лучком и щедро сдобренная маслом, была чистое диво! Были еще и печеные в золе яйца, пареная репа и речная рыбешка. Для соленых грибов не пожалели сметаны. Хозяин хоть и брал недешево, но кормил хорошо!
Мужики и не заметили, как «уговорили» под кашицу всю гостевую баклагу, а хозяин вытащил полуведерную корчагу, не забыв, однако, загодя взять положенную денежку.
— Эх, благодать, — благодушно заявил Тимоха, развязывая пояс. — Хорошо тут у тебя. Теперь бы да до полного счастья, бабу бы где-нить завалить. Только, — вздохнул он, выбирая огурчик, — где же ее взять-то?
— Мою возьми, — сказал хозяин, кивая на возившуюся у печки жену: — Ежели на раз поиметь — денгу плати. Ну а на всю ночь — копейку.
Тимоха чуть огурцом не подавился. Костка, в отличие от друга, успевший повидать и не такое, воспользовавшись замешательством, налил всем по чарочке, выпил, не дожидаясь остальных, а потом налил себе вновь. Акундинов, хлопая глазами, даже и забыл, что Костку-то поить не следует, схватил свою чарку и опрокинул ее содержимое в глотку, не прикасаясь к губам.
— Ну так чего? — поинтересовался хозяин, забрасывая в рот горсть квашеной капусты. — Бабу берешь али нет?
— Подожди, дай подумать, — закашлялся Акундинов.
— А чо тут думать-то? — удивился хозяин. — Баба справная. Давай решай быстрее, а не то ей еще скотину кормить…
…Утро Акундинов встретил с жуткой головной болью. Попытавшись приподнять башку, он тут же со стоном ее уронил. С трудом повернувшись на бок, спросонок уткнулся носом в незнакомую женщину…
Маланья спала, тихонечко посапывая, словно младенец, и положив под щеку обе ладошки. Почувствовав, что мужчина проснулся, она улыбнулась и открыла глаза. Протянула руку и погладила его по щеке.