Детектив для уютной осени
Шрифт:
– Да что такое-то?!
Василий Васильевич швырнул бритву в раковину, большими шагами протопал к двери и распахнул ее.
– Так я и знал, что твоя последняя, – с порога объявил Саня. – Оно по-другому и не бывает! Дай пройти-то!
Василий Васильевич посторонился.
– Весь дом на фиг обошел, и твоя последняя, как специально! – сокрушался Саня, выставляя на стол бутылку и два стакана. – Ты обещал со мной чокнуться за Ванюшку! А откуда я знаю, в какой ты камере!..
– Ты бы спросил. – Меркурьев
– Да я бы спросил, только не у кого! Все по норам сидят, как кроты! Одна какая-то мне говорит – идите вон, я не одета! И обозвала еще.
– Как обозвала-то? – осведомился Василий Васильевич. – Нецензурно?
Саня пожал плечами. Из бутылки он разлил жидкость по стаканам – в один только капнул, а в другой – до краев.
– Не, вроде цензурно. – Он вздохнул и взялся за стакан. – Мужлан, говорит! Это цензурно, нет?
– Это даже культурно, – пробормотал Василий Васильевич.
– Ну, бери посуду-то!..
– Да погоди ты, дай я добреюсь!
– Сколько можно годить?! Горит все!
– Дотла не сгорит, – сказал бесчувственный Меркурьев, вернулся в ванную, взялся за бритву и крикнул: – Будут стучать, открывай!.. Спрашивай, что надо!..
– Чего?!
Меркурьев пустил воду и долго и тщательно брился.
Когда он вышел, Саня, сгорбившись, сидел в кресле и смотрел в открытое окно на море, над которым поднимался туман. Нетронутый стакан так и стоял на столе. Василий Васильевич даже удивился.
– Ну чего? Можно уже? – обернулся Саня.
– Можно, – разрешил Меркурьев и взял тот, в котором была капля.
– За упокой Ванюшкиной души, – произнес Саня с торжественной горечью. – Пусть земля ему, как говорится… Не чокаясь.
И в несколько глотков вытянул весь стакан.
Василий Васильевич посмотрел, как Саня возвращает стакан на стол и сразу же наливает следующий. Затею с совместным возлиянием он перестал понимать окончательно. Зачем Сане нужен он, если за упокой души – не чокаясь?..
– А теперь, – торжественно объявил Саня, – за всех оставшихся, то есть за нас. Давай, братан, чокнемся.
Вот в чем дело. Теперь можно чокаться. Теперь – за нас.
– Закусить нечем, – пожаловался Саня, осушив второй стакан. – Без закуски плохо. И что ты зашитый – плохо. Пил сильно?
Василий Васильевич промолчал.
– Ну, еще по одной.
– Пойдем вниз, – предложил Меркурьев. – Там еду можно добыть.
Саня помотал головой.
– Не пойду я. Внизу народу как сельдей в бочке, все пялиться будут! Вчера, знаешь, как глаза вылупили? Я лучше тут, у тебя, посижу.
– У меня, – пробормотал Василий Васильевич. – Милое дело.
– Слышь, братан, а ты молодой, что ли? Я на улице подумал – дедок какой-то. Идти не может, ползком ползет.
– Я
Он никак не мог придумать, как ему быть дальше. Оставлять безутешного друга Саню в собственной комнате наедине с бутылью – ноль семь, как давеча сказала Нинель, – почему-то не хотелось. Выгнать вон – он не пойдет, это совершенно очевидно. То есть можно попробовать, но добром это не кончится! Некоторое время Меркурьев помечтал, как было бы славно вытолкнуть Саню в окно – второй этаж, до смерти не убьется, – но потом и эту идею отверг как негодную.
– Ну ладно, – сдался он наконец. – Я завтракать пойду.
– Слышь, братан, притарань мне тоже чего-нибудь пожрать, а? Со вчерашнего дня не евши.
– Спустись и возьми сам.
– Не, не пойду я вниз, сказано тебе.
– А я не понесу, – Василий Васильевич натянул футболку и сунул в карман ключ от комнаты. – Я тебе не официант.
– Да ты не обижайся! – вслед ему заревел Саня. – Я так просто, по-дружески! Жрать охота, спасу нет!
Меркурьев захлопнул дверь и сбежал по лестнице.
Хорошо бы, мрачно думал он, чтобы Саня быстро напился, заснул и не натворил бы в комнате никаких свинств и безобразий. Хотя куда его спящего деть – непонятно.
Первый, кто попался ему на подходе к столовой, был хозяин.
– Виктор Захарович, – сказал Меркурьев язвительно. Ему хотелось переложить на кого-нибудь ответственность. – Этот ваш бизнесмен и покупатель дома сейчас пьет в моем номере.
– Как?! – поразился бедный хозяин. – Зачем ты его к себе-то привел, Василий?!
– Он сам пришел. И теперь не уходит.
– Мать честная, что же нам делать? Может, полицию вызвать?
– Лучше сразу нацгвардию, – посоветовал Василий Васильевич. – Между прочим, никаких дверей за своим другом он не запирал. Он так говорит, и я ему верю.
– Каких дверей?! Вася! Ты о чем?
Но Меркурьев уже вошел в столовую.
Красотка Лючия, ради которой он побрился, сидела на его вчерашнем месте в эркере. Рядом с ней лежал еще один прибор и стояла кофейная чашка. Меркурьев поискал глазами и понял, что Стас по-прежнему в рабстве – он наливал из графина желтый апельсиновый сок в два хрустальных бокала, наполненных льдом.
Маленький человечек Емельян Иванович, напротив, устроился в самом темном углу, перед ним стояла глубокая тарелка и чайничек с чаем.
Антипия – никакая не Мура! – сидела за круглым столом посередине. На этот раз одежды на ней были белые, и свеженамалеванная точка на лбу выглядела хищно, словно на самом деле пристально смотрел третий глаз.
Софья деловито поглощала кашу и так же деловито запивала ее чаем и заедала бутербродом с сыром. Увидев Меркурьева, она стряхнула крошки с кофты, энергично дожевала и позвала: