Детектив Франции. Выпуск 1
Шрифт:
— Он умер сразу?
— Думаю, да.
Она с сожалением покачала головой.
— Значит, у него не было времени покаяться и получить отпущение грехов.
— В чем каяться? Какое отпущение?
— Все мы должны за что–то просить у Бога прощения, Эстебан.
Консепсьон говорила, а я вглядывался в ее лицо. Ни слезинки, ни тени скорби.
— Луис выступал очень хорошо… — продолжала она, — немного хуже, чем с первым быком, — как всегда, но все же вполне достойно, и получил
Вот и все, что Консепсьон нашла нужным сказать над телом Хорхе Гарсии, товарища своего мужа. Я так возмутился, что почти крикнул, указывая на мертвого:
— Ему тоже больше не о чем беспокоиться! И если бы Луис, вместо того чтобы глазеть на публику, следил за работой Хорхе (а это, между прочим, его долг), то заметил бы что–то необычное, успел вовремя вмешаться и, быть может, спас своего бандерильеро. Но на это тебе наплевать!
У нее дрогнули губы. При желании это можно было принять за улыбку.
— Эстебан… Когда погиб Пакито, Луис ведь тоже не успел прийти на помощь вовремя, но тогда ты счел это естественным. Что же теперь ты так возмущаешься из–за Гарсии?
Несмотря на то что Луис выступил блестяще, мы уезжали из Сантандера с тяжелым сердцем. Один из ребят, нанятых Мачасеро, заменил Гарсию. Но это не вызвало у Луиса ни радости, ни печали. Лишь толстый Алоха, наш основной пикадор, оставался невозмутимо спокойным. И вовсе не потому, что не жалел о гибели товарища, и не от душевной черствости — просто он был по натуре фаталистом.
— Что ж вы хотите, — говорил Рафаэль, — такова наша работа.
Незадолго до нашего отъезда зашел попрощаться дон Фелипе. Он поднялся в мою комйату, когда я заканчивал одеваться. Рибальта, Ламорильо, Алоха и я собирались ехать прямо в Мадрид, а Луис с Консепсьон отправлялись наслаждаться заслуженным отдыхом в Альсиру.
— Мне очень жаль Хорхе Гарсию, дон Эстебан… Славный был парень…
— Да, дон Фелипе, очень славный. А я еще чувствую себя виноватым в его смерти. Всю ночь сегодня не спал.
— И в чем же ваша вина?
— Хорхе покончил с быками… Ему не очень сладко жилось в Чамартине, но зато спокойно… Мне пришлось долго уговаривать его вернуться. Что теперь будет с женой и детьми?
— Ну, имея триста тысяч песет…
— Деньги, дон Фелипе, не заменят всего.
— Конечно, а кроме того, я предвижу некоторые сложности с выплатой.
— В самом деле?
— Боже мой, дон Эстебан, ведь вы должны понимать, что моя фирма не слишком обрадуется. Они получили всего один взнос, а сумма страховки огромна.
— Отвечу вам, как Алоха: таково ремесло — без риска не обойтись.
— Разумеется. И деньги были бы выплачены
— Однако бык далеко не в первый раз расправляется с тореро…
— Несомненно, зато я уверен, что впервые тореро так подставился быку, как это сделал Гарсия… Мы не оплачиваем самоубийства, дон Эстебан, это черным по белому записано в полисе.
Я начал по–настоящему сердиться и, подойдя к гостю, отчеканил, глядя ему в глаза:
— Я всегда считал вас порядочным человеком, сеньор Марвин. Даю вам честное слово, что Хорхе и не думал кончать с собой. Если вы ищете лазейку, чтобы не…
Движением руки он заставил меня замолчать.
— Осторожно, сеньор! Вы рискуете произнести слова, которых я не смогу ни забыть, ни простить.
— Прошу прощения.
— Дон Эстебан, я думаю, вы, как и я, как и все, не могли не заметить всей странности поведения Гарсии?
— Это верно.
— Рад слышать. Тогда согласитесь, что в подобных обстоятельствах я не могу позволить своей компании выплатить триста тысяч песет, не прояснив дела.
— Чем я могу вам помочь?
— Для начала скажите: на что походило поведение Гарсии на арене?
— Что?.. Не знаю… он будто отрешился от всего на свете… и вел себя, как…
— Как кто?
— Быть может, как сомнамбула?..
— Этого–то слова я и ждал. Сомнамбула! И почему же Гарсия вел себя, как сомнамбула?
— Честно говоря, не знаю. Возможно, ему хотелось спать? Но послушайте, это было бы совершенно необъяснимо! Профессиональный тореро не засыпает во время боя с быком!
— В некоторых случаях такое возможно.
— Клянусь Макареной, мне было бы очень любопытно узнать, в каких именно.
— Когда человек накачан снотворным, дон Эстебан!
— Подумайте, что вы говорите, дон Фелипе!
— Я накопил немалый опыт в этой области… До того как прийти в страховую компанию, я долго работал в уголовной полиции. А поэтому могу почти с полной уверенностью заявить, что Гарсия погиб от какого–то снадобья.
— Вы хотите сказать, что он был наркоманом?
— Нет, но принял снотворное.
— Сно… в конце–то концов, это просто смехотворно! Какого черта? Зачем Хорхе стал бы глотать снотворное перед боем? Он ведь все–таки не сошел с ума!
— Гарсия сделал это не по собственной воле, дон Эстебан, ему что–то подсунули без его ведома.
Я смотрел на собеседника с меньшим удивлением, чем он мог бы ожидать, ибо со дня смерти Гарсии предчувствовал, что произошло что–то ужасное, неведомое никому из нас.