Детектив Франции. Выпуск 8
Шрифт:
— Я наблюдаю за ними, — отвечал он мне. — Это увлекательно. У Эрамбля появились явные признаки невроза, и вскоре придется его лечить. Но сначала я хотел бы посмотреть, как он прореагирует на отъезд Мусрона.
— Может, тогда будет уже слишком поздно. Эрамбль нервничал все сильнее и сильнее, по мере того как приближалась дата, намеченная для отъезда Мусрона, и я уже не знал, что предпринять.
— Меня все презирают, — повторял он. — Начиная с Симоны. И даже вы в глубине души. Уж лучше бы меня оставили умирать на дороге… Я ничего
Наступил день отъезда.
Накануне мы собрались в клинике, на сей раз я твердо решил заставить профессора вмешаться. Аббат тоже беспокоился и был готов меня поддержать. Мусрон присоединился к нам в девять вечера. Он явился один. Мы ждали только Эрамбля и Марека, который оставался подле Нериса. Мусрон отказался выслушать наши доводы. Он измучен и уладит свои дела без посторонней помощи. Он уже вышел из того возраста, чтобы сносить чью бы то ни было тиранию.
Мы долго обсуждали создавшуюся ситуацию. Марек, бесшумно появившись в комнате, успокоил нас относительно состояния Нериса; он собирался вскоре назначить ему новый курс лечения. И тут кто–то из присутствующих обратил наше внимание на время — было около десяти, а Эрамбль все еще отсутствовал.
— Наверняка он хочет нас наказать, — сказал профессор. — Классический прием. Я могу позвонить, если желаете.
— Прошу вас об этом, — попросил Мусрон.
Он позвонил раз, второй. Никто не снял трубку. Я сразу же предположил худшее. И набрал номер сам. Впустую. Даже Марек выглядел обеспокоенным.
— Надо ехать за ним, — предложил аббат.
— Между тем, уверяю вас, когда я покинул его часа в четыре, — заявил Мусрон, — я ничего особенного не заметил. Он наблюдал за сборкой двух модных спальных гарнитуров и был абсолютно спокоен… Наверняка он решил нас попугать.
Марек посадил нас к себе в «бьюик», и мы отправились. Аббат сел в уголок и читал молитвы.
Витрины салона протянулись на большое расстояние, зарешеченные металлической сеткой. Несколько бра освещали выставленную мебель и вереницу залов, уходящую в полумрак, в котором отблескивали буфеты, шкафы, кровати. У Мусрона были ключи от салона, и мы вошли следом за ним; тут пахло восковой политурой и едва ощутимо медом. Пока мы шли, я касался кончиками пальцев гладких поверхностей дерева или мягких, как мох, диванов.
— Он должен быть в глубине магазина, — сказал Мусрон.
Справа была выставлена мебель для столовой, огороженная шнурком из красного бархата, слева — по–разному оборудованные спальни, затем шли гостиные, населенные манекенами.
— Это новинка! — воскликнул я.
— Да, — объяснил Мусрон, — похоже, они оживляют торговлю. С некоторых пор Эрамбль обожает манекены. Он не перестает их теребить… осторожно — ступенька!
Мы пришли в самую удаленную часть магазина.
— Спальня для новобрачных, — хихикнул Мусрон. Он разом остановился, и я наткнулся на аббата, шедшего впереди меня.
— Стой! — крикнул Марек.
Он перешагнул
— Эрамбль мертв, — констатировал он. Мусрон оттолкнул металлические подставки, поддерживающие шнур, и мы заполонили спальню.
Должно быть, прежде чем пустить себе пулю в грудь, он лег на кровать, так как покрывало было в пятнах крови. Конвульсия сбросила его на медвежью шкуру, на которой он лежал ничком. Револьвер, подскочив на паркете, скользнул до самой стенки.
— Главное — ни до чего не дотрагивайтесь. Я позвоню по телефону.
Мусрон проводил меня в кабинет.
— Как вы думаете, это из–за меня? — спросил он.
— Да вовсе нет. Какая чепуха!…
Мусрон упал в кресло, откинул голову на спинку и прикрыл глаза. Мне удалось дозвониться до комиссара полиции. В течение нескольких минут я снова проделал все, чтобы осторожно привести в движение административную машину, затем, в ожидании комиссара, возвратился к профессору. Он все еще был возле трупа. Аббат, обессилев, сидел у изножья кровати.
— Больше трех, — пробормотал он, увидя, что я возвращаюсь.
— Полноте! Вы–то не станете сдаваться! Эрамбль не выдержал, потому что…
Я умолк, не зная, что сказать дальше. Новобрачная смотрела на нас, задорно подняв руку. Марек с отсутствующим взглядом перебирал в карманах звонкую мелочь.
— А что, если это не самоубийство? — опять заговорил аббат с ноткой надежды в голосе. Похоже, его слова пробудили Марека.
— Явное самоубийство, — сказал он. — Жилет прогорел в том месте, где дуло коснулось груди. Посмотрите!
Взяв Эрамбля за плечо, он повернул его на бок. Я увидел порыжевшую ткань вокруг раны.
— Вас это убедило?
Он отпустил труп, который принял прежнюю позу.
— Мне непонятно, — добавил Марек, — почему он покончил с собой. Судя по наблюдениям, самоубийство нередко принимает характер эпидемии. Как будто распространяется зараза. Быть может, это и есть тот самый случай. Такое впечатление, что один копирует другого. Все они прибегали к револьверу.
— За исключением Симоны Галлар.
— Да, за исключением ее, несомненно, потому, что у нее не оказалось под рукой револьвера.
— Но теория эпидемии ничего не объясняет, — заметил священник.
— Ничего. Я думаю, что причиной такого патологического импульса является личность самого Рене Миртиля. Трансплантация тут ни при чем. В мире насчитывается уже множество операций по пересадке, и они никогда не вызывали умственных расстройств. Но тут впервые использован в качестве донора преступник, и это вызывает у реципиента подсознательное состояние тревоги — явление, не похожее ни на что известное ранее и…