Детектив и политика. Вып. 1
Шрифт:
А все-таки, какие еще пути к величию, власти и славе открывались в новое время? «Будь я сыном миллионера или аристократа, я мог бы иметь все», — приходит Бенджамин к такому выводу. Подстегивая мечту в этом направлении, доходя чуть ли не до исступления, он совершает «великое открытие», состоявшее в том, что мощный интеллект может обеспечить ему то, что другим дают «богатство и власть». Знаменательно, что уже на этом, раннем этапе Бенджамин начинает понимать значение для тех, кто стремится к власти и влиянию, опоры на простых людей. «Почему влияние миллионеров для всех очевидно, а роль „благородного интеллекта“ остается неизвестной и не удостаивается почета?» — ставит он вопрос. И отвечает на него: «Потому, что люди интеллекта не изучают (и не учитывают) человеческую натуру простых людей». И делать это нужно следующим образом: «Мы должны смешаться с толпой, мы должны постичь их чувства, мы должны с юмором относиться к их слабостям, мы должны сочувствовать их огорчениям, даже если этого не чувствуем, мы должны участвовать в развлечениях дураков. Да, чтобы управлять людьми, мы должны быть с этими людьми… Таким
Дизраели безусловно был талантливым человеком, хотя, как это свойственно всем людям, переоценивал свой «благородный интеллект», особенно в годы молодости.
Поскольку приложить интеллектуальные способности к решению государственных дел он пока не мог, Дизраели бурно занялся литературой. Неудачи в других сферах жизни не деморализовали его, а, наоборот, придали новую энергию.
За свою жизнь Дизраели написал очень много. Он писал стихи, поэмы, рассказы, очерки, политические памфлеты, брошюры и так далее. Однако наибольшую сенсацию вызвало самое первое произведение — «Вивиан Грей», увидевшее свет в 1826 году, когда автору было 22 года. И в конце XX века биографы уделяют этому роману больше внимания, чем какому-либо другому произведению Дизраели. Объясняется это двумя причинами. Ни одна книга Дизраели не вызвала в обществе такой сенсации, как эта. Успех был очень велик, и это был скандальный успех. Ни в одном другом произведении автор не показал себя более откровенно, цинично и даже бесстыдно, просто вывернув душу наизнанку, как в «Вивиане Грее». И тем самым обеспечил себе на многие годы скандальную репутацию. Его литературные и политические противники десятилетиями извлекали из «Вивиана Грея» откровения Бенджамина и использовали их в своих усилиях дискредитировать автора. Многие знакомые и друзья Дизраели узнавали себя в действующих лицах романа, где они изображались зачастую в весьма неприглядном свете. Это породило неприязнь и озлобление к автору, который, как утверждали, нарушил нормы приличий — недопустимо злоупотребил доверием друзей. Недовольные и обиженные увеличивали резко отрицательную критику романа. Вероятно, для их недовольства были основания, ибо, скорее, не юношеской неосмотрительностью, а желанием отомстить тем, кого Бенджамин считал повинными в его катастрофической неудаче с игрой на бирже и в создании газеты, объясняется то, что ряд важных лиц, участвовавших в двух авантюрах, были выведены в романе с весьма отрицательными чертами. Имена, разумеется, были иными, но по описанию многие узнали себя, а тем, кто не смог этого сделать сам, подсказала критика. Автор точно описывал дома действующих лиц, их одежду, обстановку в домах, обеды, которые они устраивали, и даже разговоры, ведшиеся за столом.
В те времена литераторы работали очень быстро, примером чего может служить творчество Чарльза Диккенса. Дизраели написал свое первое произведение за четыре месяца.
Всякое литературное произведение в определенном смысле автобиографично. Ведь любой автор пишет только о том, что прошло через его жизнь, что он сам пережил, что увидел, наблюдая происходящее в обществе вокруг него, что узнал от людей, с которыми сводила его судьба, что почерпнул из книг, формировавших его представление о мире относительно всех сфер человеческой деятельности и т. д. Писатель не может повествовать о том, чего он не видел или о чем не узнал из самых различных источников, с которыми сталкивался в жизни. Не может, ибо обо всем, что находится за этими пределами (а их границы весьма расплывчаты), он просто ничего не знает. Могут сказать: а воображение, а творческая фантазия? И то и другое основывается на интеллектуальном, психологическом сплаве пережитого и узнанного художником.
Автобиографичность первого романа Дизраели особая — в нем автор дает крупные куски из собственной жизни и сообщает читателям свои самые сокровенные мысли. Читатели, общавшиеся с Бенджамином в те годы, легко узнавали очерки его собственной деятельности и формулы его высказываний. Биографы единодушно принимают тезис о явной автобиографичности романов Дизраели и пользуются их текстами, когда живописуют ранние годы своего героя. Здесь они явно отступают от широко популярного в наше время принципа, гласящего, что нельзя ставить знак равенства между высказываниями действующих лиц произведения и убеждениями его автора. Английский историк Р. Блэйк, рассматривая первый роман нашего героя, категорически утверждает, что «Вивиан Грей» — это история неудачного создания газеты, изложенная не в журналистском, а в политическом ключе. «Сам Вивиан — это молодой Бенджамин… И что бы изобретательные защитники Дизраели ни говорили, не может быть сомнения в том, что Вивиан с его безрассудством, не знающим угрызений совести, всепожирающей амбицией и бесстыдной наглостью — это автопортрет». Спорить против такой оценки, пусть весьма суровой для понимания личности Дизраели, невозможно. Особенно после того, как стал известен его дневник, в котором он замечал позднее, что больше писать о самом себе не будет. «Поэзия — это клапан безопасности для моих страстей. И я хочу действовать так, как я описываю. Мои книги — это выражение моих чувств. В „Вивиане Грее“ я нарисовал мои динамичные и истинные честолюбивые цели».
Начало 30-х годов — время, когда закончились колебания между литературой и политикой, и Дизраели принял окончательное решение добиваться своих целей: славы, власти и состояния, прежде всего действуя в сфере политики. С литературой не
Для этого нужно было прежде всего завоевать место в парламенте. И он со всей энергией в 1832 году бросился в избирательную борьбу. За пять лет он предпринял четыре попытки стать депутатом палаты общин, и все напрасно. Избирательные кампании отняли много сил и стоили немалых денег. Долги выросли. Но воля у Дизраели была сильная, и он не капитулировал.
2. Любовь и деньги
Семья, и прежде всего отец и сестра, была очень озабочена поведением и положением Бенджамина. Естественно, что, как во многих подобных случаях, они сочли, что женитьба явилась бы тем средством, которое заставило бы его угомониться, остепениться и серьезно относиться к жизни и своему будущему. Разговоры о брачных перспективах были встречены Бенджамином спокойно. Его не беспокоила возможность ограничения свободы в браке, он рассчитывал, что сможет ее сохранить. Что его привлекало в браке, так это возможность освободиться от все возраставшего бремени долгов, женившись на богатой невесте и получив солидное приданое. Таким способом поправляли свои дела многие денди — люди и его, и более высокого круга. К тому же подошло и время, когда люди женятся по естественным причинам.
Когда семейные рассуждения на эту тему привели к единодушному согласию, возник вопрос о невесте. Семья высказалась за то, чтобы Бенджамин обратил внимание в этом плане на Элен Мередит, младшую сестру бывшего жениха - Сары Дизраели. Бенджамин начал оказывать обычное для таких случаев внимание. Ухаживание продолжалось с февраля по май 1833 года. В мае Дизраели сделал предложение, но оно не было принято. Поскольку любовь в этом не участвовала (возможно, это и явилось причиной отказа), Дизраели особенно не огорчился. Сара советовала продолжать оказывать внимание Элен, надеясь, что в конце концов она согласится на брак с Бенджамином, тем более что того хотела ее мать. Но Бенджамин не внял совету и правильно сделал. Через год Элен вышла замуж за человека уравновешенного и спокойного образа жизни.
В это время Дизраели сформулировал свое отношение к браку. 22 мая он писал сестре, что в одном доме он обратил внимание на девушку, которая имеет данные, чтобы стать его женой: «Между прочим, не хотела бы ты иметь невесткой леди Зет (Шарлотта Барти); она очень умна, имеет 25 000 фунтов стерлингов годового дохода и любит семейную жизнь. Что касается „любви“, то все мои друзья, женившиеся по любви и привлеченные женской красотой, или бьют своих жен, или живут отдельно от них. В этом буквально и состоит суть дела. Я могу совершить массу глупостей в своей жизни, но я никогда не буду пытаться жениться по „любви“, что, я уверен, было бы гарантией несчастья». В этом рассуждении нет часто встречающегося в письмах Дизраели позерства и кокетства. Здесь он сформулировал свое истинное кредо по вопросу о браке, выкристаллизовавшееся на основе того, что он наблюдал вокруг себя. При этом сказался и своеобразный прагматический характер Дизраели.
В период активного самообразования он много читал мыслителен прошлого, И они в значительной степени сформировали его мышление. В письме сестре Саре Дизраели явно вторит французскому философу XVI века М. Монтеню. «Мне неведомы браки, — писал Монтень в „Опытах“, — которые распадались бы с большей легкостью или были бы сопряжены с большими трудностями, нежели заключенные из-за увлечения красотой или по причине влюбленности. В этом деле требуются более устойчивые и прочные основания… Удачный брак, если он вообще существует, отвергает любовь и все ей сопутствующее; он старается возместить ее дружбой». В подтверждение своих рассуждений Монтень ссылается на древнегреческого философа Сократа. Будто бы Сократ на вопрос, что, по его мнению, лучше — взять ли жену или вовсе не брать ее, — ответил следующим образом: «Что бы ты ни избрал, все равно придется раскаиваться». Слишком пессимистический и далеко не всегда подтверждаемый жизнью взгляд.
Любовь — одно из сложнейших и важнейших человеческих чувств. Всемирная литература — от авторов библии, древних греков и римлян до психологов, поэтов и писателей современности — исследует эту область человеческого бытия и так до конца не проникла в ее глубины. Сколько авторов, столько и подходов к определению любви. Это понятно, ибо сколько людей, столько и особенностей испытываемого ими благородного чувства, дарованного человеку природой.
То, что Дизраели в мае 1833 года сформулировал свои истинные взгляды на любовь, не может быть оспорено, ибо этому кредо он следовал всю жизнь. Но в мае, когда он писал письмо сестре, он и не подозревал, что буквально через несколько месяцев сам окажется в плену всепоглощающей любви, правда, на время, что в конечном счете лишь подтвердило его верность своему принципу.