Детектив и политика. Вып. 1
Шрифт:
— Давай все-таки поедем завтра в больницу… Да нет, мои старики не пойдут. Ты ведь знаешь, они никогда и слышать не хотели о деде. Это я точно могу сказать. Но завтра позвони на всякий случай… А сейчас схожу, куплю что-нибудь поесть… Вот такая жизнь, Джимми, Ну, договорились. Пока.
Родители отреагировали именно так, как она себе представляла. Когда за ужином она рассказала, что случилось с дедом, мать, хотя и показалась расстроенной, не задала больше никаких вопросов. Отец сделал вид, будто его это не касается. Он раздраженно
До завершающей ужин благодарственной молитвы не произнесено было больше ни слова.
4
Госпиталь святой Елизаветы был третьей больницей, куда он позвонил из телефона-автомата на почтамте.
Сразу мог бы, конечно, догадаться, что старика отправят в травматологический госпиталь в Линдене, не в шахтерскую больницу, и уж, конечно, не в соседний городишко.
— Кригесготт, Альшевски, Цибора… — сестра словно молитву бормотала фамилии недавно поступивших пациентов.
— Штроткемпер. Да, у нас. Доставлен позавчера вечером.
— Ну, и? — спросил он. Ничего другого ему не пришло в голову.
— Что «ну, и»? — быстро переспросила сестра.
Он замолчал, лихорадочно подыскивая слова.
— В каком отделении он находится? — нашелся он наконец.
— Мужское хирургическое. Минуту, соединяю.
Он жив! Проклятые, он жив! Ни о чем другом он не мог сейчас думать.
В трубке раздался щелчок, ему ответил молодой женский голос.
Сохранять спокойствие, приказал он себе, сохранять полное спокойствие.
— Говорит Штроткемпер, — сказал он и откашлялся. — В справочной мне сказали, брат лежит у вас в отделении.
Он сам удивился, насколько озабоченно звучал его голос.
— Ваш брат лежит в палате номер 267, интенсивная терапия, — ответила сестра.
Что ж, уже кое-что, подумал он.
— А что, сестра, ему очень плохо?
— Задето основание черепа. К тому же перелом трех ребер и вывих руки, — перечислила сестра. — В его возрасте это не пустяк, — добавила она.
— Но он выживет, скажите?
— Все в руках божьих, господин Штроткемпер. Но будем надеяться. Сегодня, во всяком случае, он уже произнес несколько слов.
— Хорошо, в ближайшие дни я навещу его, — сказал он и повесил трубку.
5
— Юрген, к телефону!
Он с трудом раскрыл глаза и огляделся. Лишь увидев на стене грамоты и фотографии, понял, где находится.
— Юрген! — снова крикнула мать.
Он медленно поднялся с дивана, почесал голову и громко зевнул. Потом вышел.
— Быстрее, Юрген! Там твоя подружка.
Мать была единственной, кто до сих пор называл его Юрген. С начальной школы все звали его Джимми. При этом никто не знал точно, фамилия это или имя. Когда к нему обращалась Улла, первый звук она произносила мягко, получалось почти как «Шимми». У
Приятно, однако, что это не мастер.
— Алло, Улла… Что? Сколько уже?.. О кей, через десять минут у тебя.
Он с шумом швырнул трубку и помчался в ванную, оттуда назад к себе в комнату, где принялся натягивать мотоциклетный комбинезон.
Мать вошла к нему, когда он был почти готов.
— Выпей хотя бы чашечку кофе, сынок!
— Не успеваю. Если бы ты разбудила меня чуть раньше, — сказал он, натягивая сапоги.
— Тебе нужно высыпаться, Юрген. Отец тоже дремал часик-другой после смены. Помню, он говорил, что это важно для глаз.
— Да, мама. Но ему было пятьдесят восемь, а мне двадцать один.
— И все же, — она стояла в дверях, мешая пройти.
Джимми мягко отстранил ее, достал шлем и перчатки.
Его «сузуки» стоял прямо перед домом. Он включил мотор и умчался прочь.
Улла уже дожидалась на углу. Она заправила джинсы в сапоги, натянула ветровку, надела старый мотоциклетный шлем, когда-то принадлежавший Джимми. В таком виде можно не только на мотоцикле ездить, но даже в американский футбол играть, подумал Джимми.
Улла уселась на мотоцикл и исчезла за его плечами. Вместо приветствия она обхватила его руками и тесно прижалась всем телом.
Булыжная мостовая на Доктор-Отто-штрассе чуть не растрясла им внутренности. Однако Джимми выдержал темп, несмотря на подъем. Только мотор заревел громче, и кое-кто послал вслед пару проклятий.
Госпиталь расположен был в тихом переулке. Джимми оставил мотоцикл на площадке у ворот. Оба сняли шлемы, быстро поцеловались и вошли внутрь.
В комнате сестры был врач. Он грыз шариковую ручку и слушал сообщение о состоянии какого-то пациента.
Улла кивнула монашке, и та ее узнала. Тонко очерченные брови сестры взметнулись вверх.
— Фройляйн Шульте, верно?
Улла кивнула.
— Это внучка Штроткемпера, господин доктор. Доставлен позавчера «скорой помощью». Палата интенсивной терапии.
— Верно, — сказал врач и взял историю болезни. Задумчиво просмотрел записи.
— А родители ваши знают об этом случае? — неожиданно спросил он.
— Знают, — быстро ответила Улла, — но оба они работают.
Почему всегда, когда говоришь неправду, горят уши, подумала она. Впрочем, сейчас она даже не солгала. Но уши все равно выдавали.
— Похоже, вашему деду крупно повезло, — сказал врач. — Судя по всему, основание черепа задето незначительно. Мозг, насколько мы смогли установить, без повреждений. Справа сломаны пятое, шестое и седьмое ребра, но перелом без смещения. А это значит, что ребра не задели легкие. Вывих правого плеча тоже не трагедия. Так что, если ничего не случится непредвиденного, что, понятно, совсем уж исключать в таком возрасте нельзя, у него реальные шансы выжить.