Детектив из Мойдодыра. Том 3
Шрифт:
Никем не понятый клиент тем временем пришел в себя и пытался проглотить собственный кадык. Он судорожно напрягал лицо и морщился от усилий, но пока, вроде бы, не получалось. Кадык елозил вверх-вниз от подбородка к ключицам и обратно, а вот проваливаться в желудок никак не желал.
Я терпеливо ждал. Наконец, он смог шептать, хотя кадык ему по-прежнему очень мешал. Шептал он довольно громко и долго, со свистом и ненавистью, тускло и однообразно обрисовывал, что он сделает со мной и, особенно, с Ленкой. Я тоже не совсем понимал его тяжелый лагерный язык, но про Ленку суть уловил и очень расстроился. Когда Череп поджал под себя ноги и пополз вверх по стене, я шагнул вперед и нанес ему еще один, хорошо
Я толкнул незваного гостя ногой в бок.
– Эй, вставай!
Он опять разразился теми же самыми угрозами, с той лишь разницей, что пять минут назад мне был просто конец, а теперь – конец неоспоримый и неотвратимый. Правда, хрипел он уже не так уверенно и про Ленку как будто забыл.
Я ухватил его за оттопыренное ухо и потянул вверх.
– Вставай, говорю! Хватит валяться – поехали!
Для пущей убедительности я показал ему ствол, и Череп окончательно понял, что его собственный сценарий провалился. Он сник и замолчал, и послушно дотопал до машины, и без возражений уселся на пол между сиденьями. Я устроился за рулем, включил стартер и выехал на Московский проспект.
Минут через пятнадцать, когда за стеклами замелькали высокие деревья, пассажир зашевелился и спросил неожиданно нормальным человеческим языком:
– А куда едем-то?
– Убивать тебя едем, – охотно пояснил я. – Ты же мне такого наговорил, что тебя не только живым отпускать нельзя – тебе, вообще, рождаться не стоило.
Он, кажется, не очень огорчился, только замолчал и задумался, но не надолго.
– Эй, Стрелец, я здесь как бы ни при чем.
– Да знаю, знаю, – согласился я. – Это твой папаша виноват. Надо было ему в свое время презервативом воспользоваться.
– Эй, ты чего, правда, убивать, что ли?
– Да тебе какая разница? Заткнись!
– Слушай, меня Мозель послал. Он в авторитете. Меня искать будут.
– Не найдут. Ты хорошо спрячешься.
Диалог возобновился на заросшей перелеском безлюдной обочине. В просветах между деревьями поблескивала вода. Череп выбрался из салона, сделал два шага, прихрамывая на обе ноги, и остановился. Я подтолкнул его в спину, он обернулся и, дергая щекой, быстро и визгливо заговорил:
– Ты чего, ты завязывай! Я не сам – меня Мозель послал! Ты чего – убивать-то? Я же только три дня, как откинулся. Только волей вздохнул. За базар прости – думал на понт взять, чтобы ты не упирался. А чего сразу убивать-то? Ты завязывай! Я здесь ни при чем – с Мозелем разбирайся!
Я вынул ствол.
– Иди туда, к воде!
В общем-то, я совсем не хотел, чтобы он ползал передо мной на коленях. Просто мне казалось, что на глинистом берегу затопленного карьера наша беседа будет более доверительной.
Так и получилось. Запах затхлой, тинистой воды подействовал на Черепа гораздо прагматичнее, чем пьянящий воздух воли, и он рассказал мне о своей миссии
У них это что-то вроде испытательного теста при устройстве на работу. То есть, приходит человек в отдел кадров после перерыва в несколько лет, а ему инспектор и говорит: «Производство у нас, товарищ, серьезное, повышенной опасности, так что надо подтвердить квалификацию. Запугать кого-нибудь, поджечь машину или квартиру, или, наконец, прямолинейно и бесхитростно замочить – в зависимости от начальной ставки, на которую вы, товарищ, претендуете». Вот так, просто, без анкет и прочей бюрократии.
По-видимому, на большую ставку товарищ не претендовал и задание получил простое. Навестить фрайера по фамилии Стрельцов и попросить его сегодня же покинуть город Санкт-Петербург в восточном направлении рейсом на Екатеринбург, билет на который уже заказан. Попросить убедительно, чтобы у этого Стрельцова не возникло пошлых намерений придумать какие-то отговорки, а если понадобится, то и проводить до трапа самолета. И самое главное, чтобы захватил он с собой в Екатеринбург золотую побрякушку, которая к нему от убитого мента попала.
Я снял с Черепа наручники и оставил его обдумывать свое поведение на берегу карьера. У меня тоже было, что обдумать по дороге.
Меня поразила трогательная деликатность задания. В конце концов, почему бы этому самому Мозелю не прислать пару-тройку Черепов посерьезнее? Они бы вытряхнули из меня золотой крестик гораздо быстрее, и сами отвезли по назначению. И еще я сильно засомневался, что утечка информации произошла в ведомстве Бориса Борисыча. То, что пропавший крестик оказался у меня, из посторонних знал лишь один человек – Лаврушин Петр Вениаминович.
Вернувшись, я сразу позвонил Чарику, рассказал ему о наезде и попросил присмотреть за квартирой. Хоть Чарик и не являлся моей собственной «крышей», охранять Наташку и Иришку входило в его непосредственные обязанности, чем я частенько пользовался. Чарик выслушал молча, лишь пару раз неопределенно хмыкнул и пообещал прояснить ситуацию.
Вся эта заваруха действовала на нервы и нравилась мне все меньше и меньше. Я прогнал Ленку домой и, покрутившись у телефона в ожидании звонка от Чарика, решился и набрал номер золотых дел мастера.
Стоило мне представиться, как виноватый голос Петра Вениаминовича выдал его с головой.
– Здравствуйте, Виктор! А я вам домой все утро звоню, весь изнервничался, понимаете ли. Сначала не подходил никто, а потом девочка ответила: «Мама в ванной, папа на работе. До свидания». И положила трубку. Это ваша дочь? Очаровательная малышка.
– Малышка очаровательная, чего не скажешь о вас, – хмуро ответил я. – Оставьте ваши комплименты для уважаемых людей, уважение которых вы не хотите потерять. Лучше расскажите-ка, в какое дерьмо вы меня вляпали.
Лаврушин совсем расстроился и минут пять беспрерывно извинялся, уверял, что он никоим образом не хотел, и даже не представлял, а потом понуро заметил, что у него для меня есть и хорошие новости.
Не могу сказать, что хорошие новости мне очень понравились.
Конечно, заинтригованный ювелир не удержался и позвонил Платоше – Платону Ивановичу Анисину, мастеру художественной обработки металла, известному не только в сибирской Азии и отечественной Европе, на стыке которых как раз и проживал, но и далеко за пределами. Маэстро дурака валять и скрытничать не стал и с гордостью сознался, что два таких крестика изготовило юное дарование под его, Платона Иваныча, наблюдением, а третий изготовил сам Платон Иванович под наблюдением юного дарования. Собирался он отвезти изделия на выставки, в Питер и в Англию, но не успел. Прознали про чудо-крестики ценители, которым очень даже неудобно отказывать, и раскупили все три в течение одной недели.