Детектив на исходе века (Российский триллер. Игры капризной дамы)
Шрифт:
Из прятавшихся за плитами милиционеров выделялся один, высокий лейтенант с огромными, как у Буденного, усами.
— Что они требуют? — спросил его Внучек.
— Ничего, — ответил милиционер.
— Как, — изумился Внучек, — но ведь это абсурд, для чего же тогда брать заложников…
— А-а, — выругался милиционер, — тут вся жизнь абсурд. Они заявили, что каждые три часа будут отдавать по заложнику, если мы их не будем атаковать. А чтобы мы не подумали, что это ничего не значит, убили одного, правда,
— Что нормально?
— Отдают по одному человеку каждые три часа, но с перерезанными жилами на ногах.
— А вы?
— А что мы? Что мы можем сделать? Пойти на штурм — себя положить да и заложников тоже, а так они хотя и калеками будут, но жить останутся…
— Ну, а если их заинтересовать чем-нибудь? Поторговаться, а?
— Во-первых, нечем торговаться, а во-вторых, они ничего не хотят.
— Они что, камикадзе?
— Хрен его знает, кто они? Может быть, выродки, а может быть, и нет: хорошие люди, которых система довела до отчаяния, так сейчас все говорят.
— Много осталось пассажиров?
— Да вроде мало уже… Женщина там молодая, ехала из Каминска здоровье поправлять в Лужбу…
— А их?
— А их человек пять-шесть, но стреляет только один. Он, видать, большой спец, выбрал удобную позицию и к нему без трупов не подойти. Он стреляет, а все остальные беснуются… им удовольствие…
— И что же вы ждете?
— Вот непонятливый. Ждем, когда они нам последнюю женщину отдадут, а потом сами сдадутся, либо друг друга перестреляют. Это будет лучший вариант… На суд надежды никакой: он их психами признает, и все…
— Ну что? — спросил подошедший Узякин. — Там?
— Сейчас проверим, — ответил Внучек и закричал, — Натка-а!
— …дя-я, — раздалось из вагона. После чего последовал взрыв смеха, который можно было назвать сатанинским.
— Узякин, — сказал Федя начмилу, — отвлеки стрелка с того края плит, а я доберусь до противоположных дверей вагона. Если меня не обманывает зрение, они даже не закрыты. Когда я буду туда забираться, стреляй без перерыва.
— Федор Степанович, — сказал шеф, — я вам запрещаю…
Феде хотелось послать шефа, но он сдержался. Идея обмануть стрелка возникла у него потому, что стреляющий, в отличие от остальных, находящихся в вагоне, то ли обколотых, то ли обкуренных, вынужден будет прятаться от выстрелов и не сможет контролировать обстановку вокруг вагона.
Федя взял автомат лейтенанта с усами, проверил магазин, дождался, пока Узякин уйдет к противоположному краю бетонных плит и даст очередь по окнам вагона, из которых вел огонь «большой спец».
— Та-та, — четко, как на стрельбище, отсек Узякин два патрона, и полуоткрытое окно вагона разлетелось вдребезги…
Федя рванулся к вагону, не чуя ног под собой и моля Бога, чтобы дверь была
Дверь была открыта. Осознав это, он проникся дикой злостью к усатому лейтенанту и его команде. То, что он проделал сейчас, они могли сделать с самого начала, и не было бы подрезанных жил и трупа под колесами вагона…
Узякин перестал стрелять, видимо, менял магазин.
«Он может это сделать, а я — нет, — подумал Федя, — значит, надо беречь патроны до полного визуального контакта со стрелком…»
Федя отдышался и махнул автоматом Узякину, тотчас по противоположному концу ударила очередь. Внучек одним прыжком вскочил на буфер вагона, открыл дверь и запрыгнул внутрь.
Впереди была другая дверь. Он ударил ее ногой и дал очередь вдоль коридора.
Узякин поливал огнем другой конец вагона так, что в воздухе постоянно висела туча осколков стекла, крошек пластика и дерева.
Следующим этапом его плана должен быть быстрый бросок к стрелку, но он не побежал, а остановился и начал стрелять в него через весь вагон.
Стрелок, который стоял к нему спиной, прогнулся, и, завалившись назад, упал на пол. Из соседнего купе выскочил какой-то парень в штормовке и тоже свалился. Федя перешагнул через его труп и двинулся по коридору, стреляя в каждое купе, пока не кончились патроны и пока на него не навалились Узякин и усатый лейтенант. Однако сбить с ног Внучека не удалось, и они некоторое время безуспешно возились в коридоре.
Мудрый Узякин догадался, наконец, и спросил, пыжась от натуги:
— Где она?
Федя сразу обмяк, как проколотая волейбольная камера, и опустился на пол.
— Там, — сказал он и кивнул головой в сторону, где лежал стрелок.
— Кто ее? — спросил Узякин.
— Ты, — ответил Федя, — он прикрылся ею, когда ты начал стрелять.
— Да-а, ситуация, — сказал шеф, — а я ведь не советовал звонить ему домой, он в отпуске… Теперь объяснительную писать придется…
Вся абсурдность сказанного мгновенно дошла до Внучека. Он страшно возмутился, возмутился так, что у него перехватило дыхание, и… проснулся.
«Слава Богу, что это только сон», — была его первая мысль после того, как он проснулся, вторая относилась не ко сну, а к данному им когда-то зароку. Он не нарушил его, несмотря на критическую ситуацию и даже во сне ни разу не выругался. «Ай, да Федя…»
Он повалялся в постели, однако обычного наслаждения от безделья, которое наступает после тяжелой и грязной работы, не появлялось. Во рту было скверно и чуть тошнило. Федя решил перебороть это состояние, вскочил, заправил постель, принял душ, почистил зубы, потом собрал сумку с вещами и поставил ее у входа в квартиру. Надо было уходить в свою «берлогу». Но уходить не хотелось, и он взял с полки детектив и завалился на диван.