Детектив «Седьмой флот»
Шрифт:
Потолкавшись в заторах, ко времени добрались до изолятора. Беспрепятственно прошли в кабинет Анатолия, после чего он распорядился доставить арестованного. Не прошло и пяти минут, как двое конвойных ввели Недоходова.
Его я сразу признал, хоть годы и образ жизни, как говориться, взяли свое. Посреди кабинета стоял дебелый дядька с одутловатым лицом и седой намокшей шевелюрой. Дергано утюжил ладонями полы расстегнутой рубахи и размазывал стоптанным шлепанцем капли воды, падавшие с волос на паркет.
– В хате, шо в пекле. Градусов пятьдесят не меньше, –
Запнувшись, подернул плечами, медленно развернулся и вперился в меня, не моргая. На смуглом обветренном лице проступили бледные пятна, а поросший щетиной подбородок мерно задрожал. Доход порывисто вздохнул, отвернулся и разрыдался, словно дитя.
Горький ком застрял у меня в горле. Подойдя, опустил руку на плечо и пробормотал, подыскивая слова:
– Хорош… надо держаться. Как-то разрулим. Главное … не терять надежду.
– Я надеялся, что ты отзовешься. Загадал, если Слон приедет, значит не стукач. Чтоб ты знал, я никогда в это не верил! Только по пьянке жаба душила.
– Давай сейчас не будем. На воле перетрем. Садись, рассказывай по порядку. Так, будто я вообще не при делах.
Указал ему на стул у стены, а сам умостился за рабочим столом Анатолия. Хозяин кабинета уселся на табурет, подперев спиной входную дверь.
Доход шумно выдохнул и затараторил:
– Не убивал я Людмилку! Не поднялась бы рука! Поверь, Серый! Ты ж меня знаешь, – помолчав, отмахнулся и процедил сквозь зубы. – Вернее знал когда-то. Короче – тулить не о чем! Не помню я ничего! Два дня до этого бухой был в драбадан, но в тот день почти не пил. По утряни забрел на базар к армянам-шаурмистам. Грамм 150 на грудь принял и потух, будто повело на старых дрожжах. В подсобке у них вырубился. Младший армянин приволок домой и уложил спать.
Я поднял руку и спросил:
– Откуда столько знаешь? Ты ж потухший был.
– Следак рассказал.
– Получается, Люды дома не было?
– Она с работы поздно приходит. Мы давно в разводе, только живем вместе. Двухкомнатная хрущевка – никак не разъехаться. Стараюсь реже бывать дома, особенно по пьяни. Ночные смены выпрашиваю. Служу охранником на турбазе в Лесках. Извиняюсь, дозвольте закурить?
Анатолий кивнул, а я указал на пачку «Кэмел», лежавшую на столе. Выудив сигарету, Леня тяжело поднялся и отошел к окну. Прикурил, жадно затянулся и, закашлявшись, раздавил окурок в пепельнице.
– Минздрав предупреждает!
– прохрипел, возвращаясь на место.
– На воле завяжу. Так вот – накануне того дня я заступил на дежурство. В обед нехило бухнул, а на вечер подвернулась халтурка на сотку гривен. На ночь снова бухнул. Утром сменился, а сменщик предложил опохмелиться. Выпили его поллитру и ближе к обеду я поехал домой. По дороге забрел на базар прикупить хавчик в холодильник. Люда была бы рада. Заодно решил с армянами отобедать. Выставил свою поллитру, принял полстакана и начал тухнуть. Даже тост не дослушал. Проснулся под утро дома поперек кровати. Вышел на кухню, а там …
Запнувшись, он снова разрыдался.
– Никогда не забуду ее лица! – перевел дух и заговорил вполголоса. – Люда лежала на боку и, казалось, смотрела в окно … удивленно так. Подумал, что приступ – диабет у нее … но потом понял. Я ведь знаю, как выглядит неживой человек. Шея посинела, под челюстью кровоподтек. Кругом битая посуда, объедки. Не помню, сколько времени находился в ступоре. От ужаса чуть не обмочился. Потом побежал, куда глаза глядят … Ну, как же так, Серый?! Что я за урод такой?! Нет, чтоб ментов вызвать, чтоб по горячим следам…
– Аффект спровоцировал панику. Чего уж теперь. Дальше рассказывай.
– Бродил, как зомби по Черноморке, по Дерибасовке. Купил водяры, тормознул бомбилу и подался в Лески. Отослал сменщика и забухал в одиночку пока не вырубился. Наутро опера свинтили.
– Живо сработали.
– Соседи же видали, как армянин меня волок. Вечером Люда пришла с работы, а ночью полдома слышали крики. Картинка сложилась. Пальчики в хате только мои. В момент убийства находился дома, потом сбежал. Какие еще нужны доказательства?!
– Слишком все гладко.
– Коню понятно! А толку?!
– Напрягай извилины, Леня! Что-то должно записаться в памяти. Ты же знаешь, что заявить в суде про амнезию – равносильно признанию.
– Не помню, хоть убей! Только знаю, что пальцем никого не тронул! Да! Мы развелись из-за моих попоек, но драк никогда не было. Я тихий, когда бухой. Из-за этого на службе терпели и продержали до пенсии. Хоть алкаш, но залетов не допускал. Спроси у Толи! Я его стажировал.
– Что, правда, то, правда, – подтвердил опер. – Леонид Викторович на службе ни-ни! По знанию дела равных ему нет. У контингента в авторитете значился. Не беспредельничал, не крысятничал.
– Понял, какой я правильный?! – Доход хмыкнул и отвернулся к зарешеченному окну. – Пацифист на всю голову, только жил не по-людски. Теперь есть время подумать. Детей не нажил, жену в могилу свел, друзей давно растерял. Зато обид и недовольства накопил – через край! Кучер – враг номер один! Сколько лет простить не могу. Недостоин я твоей помощи! Уезжай и забудь!
– Хорош скулить! Лучше подскажи, как с кичи тебя вытаскивать. Ты вроде с архангелами общаешься? Спросил бы.
– Спрашивал! Посоветовали друзьям в ножки поклониться. Тогда распахнуться врата тюряги.
– Вы бы по делу базарили, – присоветовал Анатолий, поглядывая на часы. – Время на исходе.
Доход спохватился и выпалил скороговоркой:
– Я говорил Панфилову, что в памяти записалось, а он головой вертит. На протокол осмотра ссылается. Мол, не написано такого. Но я же видал и руке держал! Конечно, не сразу вспомнил…
– Погоди, Леня! Ты, о чем?
– О спичках. В кухне на столе коробок лежал.
Пожав плечами, я покосился на опера. Тот поднял брови и прошептал:
– Похоже на постстрессовый синдром на фоне пьянства.