Детектив Уайклифф и охота на дикого гуся
Шрифт:
Уайклифф проехал через притихший город и остановил машину у здания старой таможни. В Сент-Джонс-Корт он направился пешком.
Никогда еще в его двадцатипятилетней практике работы в криминальной полиции ему не встречался случай с такой непредсказуемой развязкой. Это было не столько расследование, сколько состязание в уме и хитрости. Теперь он уже знал наверняка, что именно произошло, но многое зависело от интерпретации, в частности, по какой статье выдвигать обвинение. Для двух предполагаемых обвиняемых это означало разницу между длительным тюремным заключением и условным наказанием с отсрочкой приговора. Самым честным и простым
Он не имел права впускать в эту область эмоции, но не мог сдержать себя. Несомненно, майор и Зайчик Смит взяли меч правосудия в собственные руки - и совершили ужасное преступление. Гораздо проще, например, стукнуть какую-нибудь старушку по голове и сбежать с ее сумочкой. Британская юстиция ненавидит всякую частную инициативу в ее сфере, но Уайклифф зачастую не мог согласиться с таким подходом. Его не оставляло смутное ощущение, что расследуя это дело, он преследовал в глубине души какую-то свою личную цель - только трудно было сказать, в чем эта цель заключалась.
В окошке над входной дверью у Зайчика Лэйна был виден свет. Уайклифф постучал, и почти сразу же на лестнице послышались шаги и Зайчик открыл ему. Казалось, он сделал это с облегчением.
– Мистер Уайклифф! Заходите, заходите, давайте я помогу вам снять плащ...
– и добавил шепотом: - Он уже здесь, и я за него очень беспокоюсь.
Комната выглядела точно так же, как и несколько дней назад, когда Уайклифф играл здесь в домино в этой же компании. Коробка с костяшками все еще стояла посреди большого стола. В камине горел огонь, майор пил свое виски в своем привычном кресле... Руки его были перевязаны, левая висела на перевязи, а правая была свободной, и ею он держал стакан со своим любимым напитком, наполовину уже опустошенный. Щеки его горели неестественным румянцем, глаза казались еще более навыкате, чем всегда, дышал он с шумом, словно преодолевая сопротивление воздуха. Тем не менее, Уайклиффа он приветствовал своей обычной сардонической усмешкой.
– Вы времени даром не теряете, Уайклифф!
Зайчик вставил:
– Майор прибыл минут двадцать назад.
Уайклифф повернулся к Паркину:
– Вам следовало остаться в больнице.
Паркин набрал в рот хороший глоток виски, проглотил и неуклюже вытер рот тыльной стороной ладони.
– Нет, мне здесь больше нравится... Зайчик позвонил в больницу насчет Гетти, ему сказали, что ее состояние не хуже, чем можно было ожидать. Непонятно, правда, что это значит...
– Он повернулся к Уайклиффу и скривился от неожиданной боли.
– Надеюсь, вы поняли, что она решила спалить себя живьем вместе с отцовскими вещичками?
– Он вздохнул.
– Никогда не думал, что она так глубоко переживает все это... Представить только! Нет, я не имел права доводить дело так далеко...
Он отвернулся.
А Уайклифф подумал: "Бедная Гетти! Теперь она обязана брату жизнью, и никогда ему этого не простит!"
В этой комнате сама атмосфера словно задавала нужный темп разговора, длинные паузы и недомолвки. Громко тикали часы. Майор все еще дышал прерывисто, как после пробежки, и это заставило двух других с тревогой посматривать на его покрасневшую физиономию.
– Гетти всегда была странной девочкой, - продолжал майор.
– Ей нужно
– Он неожиданно усмехнулся: - Мда, если бы она и впрямь была мужчиной, то тогда - берегись, армия!
Они помолчали. Паркин снова повернулся к Уайклиффу, теперь с несколько сонным выражением на лице:
– Если с ней будет все нормально, дайте ей рассказать вам ее собственную версию, ладно? Не надо на суде склонять ее к чему-то, внушать всякие мысли... Я хочу сказать, она вряд ли признается, что...
– он снова осекся и продолжил уже на другой ноте: - Она просто не вынесет, что я предстану перед судом, "наплевав на дорогого папочку". Она убеждена, что я всю жизнь только этим и занимаюсь - "плюю на дорогого папочку".
Он отпил еще глоток виски , подумал и сообщил:
– Ну теперь, я думаю, ей не придется беспокоиться.
Зайчик Лэйн следил за ним с тем выражением озабоченности, с каким мать наблюдает за больным ребенком.
– Ему нельзя столько пить... У него сердце...
– Да брось ты, Зайчик!
– оборвал его майор.
– Не корчи из себя наседку!
– Я думаю, надо позвать Макдональда. Макдональд - его лечащий врач, наблюдает его по поводу сердечного заболевания...
– Можешь звать доктора или уж сразу похоронщика, но только после того, как я расскажу мистеру Уайклиффу то, что собирался, после, но не раньше! Он подвигался, пытаясь пристроиться в кресле поудобнее.
– Вы уже уяснили, Уайклифф, что Джо застрелился из-за этих проклятых побрякушек, которые приволок его брат, эта сволочь?
Уайклифф кивнул.
– Я был как раз на лестнице и услышал выстрел. Если бы я вышел парой минут раньше, я мог бы спасти его... А на улице я встретил брата, он пошел своей дорогой, а я вошел в дом.
Голос не слушался майора. Он налил себе в стакан еще виски.
– А что получается, я один здесь пью? Зайчик, о чем ты думаешь? Разве Уайклифф трезвенник, а?
Зайчик вопросительно поглядел на Уайклиффа, и тот кивнул. Лэйн поднялся и пошел на кухню.
Майор Паркин проводил его глазами:
– Хороший мужик... Соль земли, вот кто он. Это моя ошибка - я воспользовался его преданностью... Никогда не мог устоять перед соблазном показать нос...
– Кому?
– кротко спросил Уайклифф.
– Судьбе!
– усмехнулся майор.
– А вы фаталист?
– Закоренелый. У меня всегда был фаталистский взгляд на жизнь, а следовательно, я был вынужден признавать свое полное бессилие...
– он засмеялся и тут же скривился от прорезавшейся боли.
– Мой разум говорит мне об этом, но все остальное мое существо яростно сопротивляется такой мысли...
– И что же дальше?
Паркин махнул рукой:
– А дальше - я! Разве мы все не состоим из противоречий? Полные нули, которые пытаются стать единицами...
Вернулся Зайчик Лэйн, с неизменным подносом, на котором стояла бутылка белого вина и чистые стаканы. Он установил поднос на низенький табурет, вытащил из откупоренной уже однажды бутылки пробку и глянул на Уайклиффа.
– Спасибо, - кивнул Уайклифф.
Ну что ж, семь бед - один ответ. Конечно, правильнее всего для Уайклиффа - настоять на немедленном вызове доктора, но и без всякого врача было ясно, что Паркину очень плохо.