Дети Абсолюта. Храбрость и Скромность
Шрифт:
Следующий Кровяник повторил действие собрата.
– У нас есть сердце Ортоса, отданного в жертву Латорусу, Железному Божеству, - молвил Верховный жрец, наблюдая за процессом.
Сноп зажмурился, вспоминая, как зарубил топором мужа сестры.
Над кругом зависло серебряное облако.
– У нас есть сердце Литы, отданной в жертву Сомате, Водному Божеству, - изрек Каит, когда следующее подношение заняло свое место.
Несчастная доярка так никогда и не узнает, кто же столкнул ее в колодец.
Вверх взмыла голубая дымка.
– У нас есть сердце Мучного Гарри, отданного в жертву Далите, Воздушному
Ирония происходящего состояла в том, что именно воздуха не хватало невинному пекарю, когда Сноп душил его своими мощными руками.
Над самой сильной мышцей добродушного старика появился островок молочного тумана.
– У нас есть сердце Иназтасии, отданной в жертву Фаоту, Песчаному Божеству.
Прелестная сестра убийцы была рада увидеть диковинку с пляжей Палирма. Но восторг несчастной длился лишь то того момента, как брат принялся запихивать в ее горло сыпучий песок.
Над кругом вознеслось желтое облако.
– У нас есть сердце Робоса, отданного в жертву Геору, Огненному Божеству, - прокомментировал Каит действие следующего подчиненного.
Отец Снопа не пережил близкого знакомства с затопленной печью.
Над подношением возникла оранжевая дымка.
– У нас есть сердце Алории, отданной в жертву Тимосу, Каменному Божеству.
Скромная селянка до последнего мгновения даже не подозревала, какое чудовище произвела на свет. Пока сын со всей силы не опустил булыжник на ее еще нетронутую сединой голову.
Угол треугольник, на который Кровяница возложила очередной дар, заволокло черным.
– У нас есть сердце Кирилии, отданной в жертву Шиле, Владычице Зверей, - кивнул Каит, когда последнее подношение заняло свое место.
В эту секунду Сноп все же не смог остановить слез раскаянья. Пусть погибшая красавица никогда не удостаивала сельского дурачка вниманием, он любил ее больше всех на свете. Лиходей с трудом подавлял в себе рыдания, когда кормил молодого бычка жуткого вида месивом, полученным от жрецов Крови. И не смог сдержать плач, когда податливую плоть его ненаглядной разрывали рога взбесившегося животного.
В воздухе над кругом появилась морда страшного существа. Теперь свободным остался лишь клочок земли в самом центре треугольника.
– И наконец, - главный Кровяник удостоил взглядом Соломенного Снопа.
– У нас есть отрок, родившийся в день Смерти Большой Звезды. Юноша, поцелованный Судьбой. Будущий Бессмертный Феникс!
– Что мне делать?
– благоговейно спросил очарованный действом селянин.
– Займи главный круг.
Убивец аккуратно встал в указанное место и вновь посмотрел на главного жреца.
– А что теперь?
Распорядитель зловещей церемонии протянул ему кривой кинжал и прошипел, недобро глядя на дурачка, которого обвел вокруг пальца.
– Принеси же себя в жертву Верне, Божеству Крови, и ритуал будет окончен.
Сноп не сомневался ни секунды. Выхватив оружие из рук Каита, он погрузил холодный металл в собственное тело.
Глава 1. Большие неожиданности.
"Во всём надо соблюдать меру, даже в скромности". Франс Анатоль.
18-е
Самое необычное происшествие в моей жизни пришлось на начало заключительного учебного года. Со всеми людьми хотя бы раз случались подобные вещи - вроде сплошной негатив в завязке, а на выходе рождается светлое, радостное чувство, и думаешь: счастье-то какое, что со мной эта беда произошла. Но начну, пожалуй, повествование с краткой биографии. Меня зовут Тимоти Филтон, и я обычный парень. То есть мне бы хотелось, чтобы так было. На самом деле в то время я относился к достаточно редкому звену социальной цепи. Я был изгоем, отщепенцем, отверженным.
Что бы наша прогрессивная общественная политика ни говорила о непоколебимом равенстве, важности каждого человеческого ресурса и всеобщей связи, это не придавало мне уверенности в себе и не вызывало у окружающих уважения или интереса к моей персоне.
Во время обучения в гимназии я был высоким нескладным юношей, предпочитавшим избегать шумных компаний, сомнительных сборищ и опасных, на мой взгляд, развлечений. Другие парни все свободное от занятий время только и делали, что лапали девок по углам, употребляли различную гадость, болтались по клубам и пинали мяч. Я же считал зависимость от смертоносных зелий недостойной забавой для представителя современного общества, походы по клубам - нецелесообразным видом деятельности, а спорт - развлечением для не слишком образованных, вечно потных качков. И я никогда не скрывал своего мнения по поводу этих явлений. Кстати, забыл назвать самое любимое занятие моих одногруппников - травля таких, как я. Путешествия в мусорные контейнеры, подкладывание различных продуктов человеческой жизнедеятельности в сумки и шкафчики, вынужденные прогулки в женские туалеты и раздевалки, ежедневные подколки, тычки, пинки и издевки - это лишь неполный список того, чем меня награждали в храме науки и просвещения, где мне пришлось потратить семь лет своей незавидной жизни. Но не в ладах я был не только со сверстниками. Преподавателей и администрацию я раздражал нигилистической точкой зрения на их методы обучения и любовью к разного рода дискуссиям, кои они считали категорически неуважительными.
Я прекрасно осознавал свое положение в этой прогнившей и воняющей, как носки местных спортсменов, системе. Осознавал и наслаждался. Я был не такой, как все. И абсолютно на каждый вопрос я имел собственное мнение. Оно не было взято из какого-то общепринятого источника, наподобие СМИ или передачи знаний и опыта. Я выводил его путем долгих, самостоятельных размышлений и чрезвычайно гордился такой замечательной особенностью. Однако никогда ни с кем ею не делился. Не хотелось, знаете, да и не было у меня достойных собеседников.
Вот, например, женщины. Представительницы рода человеческого лет этак от шестнадцати. В моем возрасте парни уже активно и практически интересовались их анатомией и биологией. Но я не рассматривал ни одну из них в качестве партнерши для осуществления репродуктивной функции. Сказать по правде, и более нетрадиционных желаний к особям другого вида и пола у меня не возникало. Задумываясь об этом, я пришел к выводу, что, видимо, время еще не настало. Да и собственное равнодушие не казалось мне такой уж проблемой.