Дети белых ночей
Шрифт:
Альбина, даже если бы ты не остановилась тогда, я должен был рассказать тебе о подлой и нелепой интриге, в которую меня втянула Муранец.
Не сделав этого, я предал сам себя. Струсив, я изменил своему отношению к тебе и лишил себя возможности доверять дорогому мне человеку».
Альбина опустила листок и вновь посмотрела на фотографию из далекого детства. Слезы застилали ей глаза.
– Вино по утрам? – Марлен Андреевич подтянул пояс с кистями на домашней тужурке.
Альбина рассмеялась:
– Настоящее
– Что ж, здоровому телу – здоровое питание,– отец отпил из своего стакана.– Как и положено, терпко, но вкусно. Чем нас порадует сегодня генеральская кухня?
– Вот этим,– Альбина поставила на стол дымящийся глиняный горшок.
– Хм... Содержимое, надо полагать, как обычно – военная тайна?
– Как обычно – да, и как обычно – вкусно, питательно, полезно.
Вихоревы уже заканчивали завтрак, когда дочь, убирая посуду, вдруг спросила отца:
– Пап, а кто такая Муранец?
– Наташа? – Генерал отставил стакан чая.
– Да, Наташа.
– Зачем тебе это?
– Да так, просто интересно. К нам заказчица пришла, услышала мою фамилию и поинтересовалась, не твоя ли я дочь.
– А ты?
– Сказала, что нет. Потом, правда, стало любопытно, откуда она может знать мою фамилию. Пришлось заглянуть в квитанцию, а там только одно: «Муранец».– Девушке было очень стыдно. Ей казалось, что ложь, сочиняемую на ходу, невозможно не заметить, но отец был больше увлечен своим чаем.
– Сестричка у меня на отделении... Уф, спасибо большое. Все, как всегда, вкусно, питательно, полезно. Пошел собираться. Могу подбросить до «Гостиного».
– Не надо, папа. Я на трамвае.
– Как скажете...– Марлен Андреевич замешкался в дверях.– Дочь, у меня к тебе просьба.– Альбина выключила кран и повернулась к отцу.– Если задерживаешься – предупреди. Наши телефоны работают исправно. Договорились?
– Извини. Обещаю!
Моисей Аронович был в ателье не один. Старик ловко, рывками, раскатывал штуки ткани на раскроечном столе, мял кромку в жестких пальцах, разглаживал середину, будто втирая что-то в ткань.
– Лэхаим, Олежек! Как ни грустно мне говорить тебе об этом, товар добротный, но лежалый. Стоки! Весь этот ваш мелкооптовый гешефт – простые портовые стоки.
– И что теперь?
– Немножко маленьких трагедий. Это все,– старик похлопал развернутые штуки,– нужно хорошенько помочить и пропарить. Ты потеряешь много, около пяти сантиметров с метра, но материал оживет.
– Ух, Моисей Аронович, я уж думал,– Олег, высокий блондин, поднялся с места и стал помогать мастеру сворачивать ткани.
– А, Альбиночка, с новым днем, чтоб все мы жили в нем весело. Разреши представить – Олег Шевцов, человек который может все! – Закройщик картинно поднял указательный палец.– Или почти что все!
– Здравствуйте,– Олег открыто улыбался, протягивая навстречу Альбине большую,
– Здравствуйте,– ответила девушка и, избегая прямого взгляда, пожала протянутую руку.
– Моисей Аронович, значит, как обработаем, сразу к вам?
– Можете не спешить, на дворе лето и трудящий народ не думает за теплую одежду.
– Тогда до встречи! – Олег сложил рулоны в огромную ярко-голубую сумку с изображением медведя и белыми буквами KARHU, подмигнул Альбине и вышел.
– Он, конечно, приятный мальчик и, как говорится, умеет жить, но, Альбиночка, если у вас есть другой предмет, лучше следуйте за тем, другим...
– Моисей Аронович, с чего вы взяли...
– В моем возрасте не надо много видеть,– перебил ее мастер.– А теперь к делу. К нам придет,– он вновь картинно поднял палец,– серьезный клиент!
Акентьева-старшего Альбина узнала сразу. Он буквально впорхнул в ателье, бросив кому-то на ходу: «Сезон закрыт, контрамарок не будет!» На нем был светло-песочный костюм и темно-коричневая рубашка. Он легко, по-балетному, развернулся на каблуках и фамильярно обратился к мастеру-закройщику:
– Моисей, я в полном цейтноте! – но внезапно замолчал, увидев Альбину.
Девушка, уже переодевшаяся в рабочий костюм – приталенный халатик горчичного цвета, с накладными карманами и большими пуговицами, была очаровательна и целомудренно-сексуальна. По случаю летней жары халат был надет прямо на голое, если не считать трусиков, тело, покрытое скромным, но ровным загаром. Ее черные волосы были красиво уложены.
– Ба-ба-ба! – ожил Акентьев.– Какими судьбами? – Он скользнул по казенному линолеуму, как по дворцовому вощеному паркету, и картинно приложился к Альбининому запястью. Удерживая девичью руку в своей, он повернулся к мастеру:
– Моисей, это нечестно! Ты же знаешь, у меня мало времени.– Потом он вновь обратился к Альбине: – Вы не поверите, Альбина, но вы – самая прекрасная девушка из всех, кто переступал порог моего дома. Но почему же я вас там больше не встречаю?
Альбина с силой высвободила руку.
– Моисей Аронович, я вам больше не нужна?
– Альбина Марленовна,– подчеркнуто вежливо отозвался Наппельбаум,– я вас попрошу принести со швейки брюки этого господина.
Исполнив просьбу мастера, девушка скрылась в небольшой комнатке, где за покрытым клеенкой столиком сотрудники ателье пили чай. Она присела на стул, откинула голову к стене и закрыла глаза.
«...Внешние обстоятельства, жестокие и равнодушные, опошляют все и вся. Женька, Женька! Как бы я хотела увидеть тебя! Утащить на прогулку куда-нибудь на острова и долго-долго рассказывать о себе, спрашивать у тебя советы, чувствовать себя пусть глупой, но счастливой...»