Дети богини Кали
Шрифт:
Малколм вздохнул. Ему вспомнилась в этот момент девушка в черном костюме – да, пожалуй, Виктория права, да не совсем – ведь окажись та девушка сейчас рядом, его дар любить всех и вся мгновенно бы иссяк, обрушившись огромной лавиной на неё одну, во всяком случае так ему казалось…
– Нет, я не хочу в кино, – сказал он.
– Я не буду спрашивать почему, – ответила она, – это особый мир, в который либо влюбляются навек, либо отвергают сразу.
Нить наметившейся в разговоре откровенности начала ускользать, и Малколм спешно подхватил её, в такие минуты
– А у тебя есть муж?
– Нет, – ответила она, вытягивая зубами новую сигарету из пачки небрежно и вместе с тем изящно (как только она одна умела), – но был, – добавила она значительно. На лицо Виктории при этом как будто бы набежала тень – точно маленькое облако заслонило собою солнце, это лицо освещавшее.
– Если не хочешь, можешь не отвечать, – прибавил Малколм немного виновато, – он тоже ушел, как от Эдны?
Виктория тонко усмехнулась.
– Да, пожалуй. Только гораздо дальше.
Она помолчала, сделала несколько затяжек подряд.
– Это случилось, когда я получила гонорар за работу над фильмом «Долгий рассвет», мои первые большие деньги. Мы тогда только поженились, нам кружило голову от счастья и успеха, хотелось роскоши. Я купила открытый автомобиль. Мы с шиком катались повсюду, ходили по фешенебельным ресторанам, гуляли, мы жили тогда, любуясь собой, такие красивые и богатые, нас ждало, как нам казалось, самое радужное будущее, какое только можно себе вообразить. Но во время одной из таких прогулок мы попали в аварию, очень глупую, мне – совершенно ничего, даже странно, как будто назло, ни царапины, а он сразу насмерть – перелом основания черепа – бедный мальчик, ему только-только исполнилось двадцать, милый, очень чистый мальчик…
Она снова замолчала, и именно в этот миг разом стихли все звуки, доносящиеся из открытого окна, очень странное красивое и грустное чувство кольнуло Малколма, ведь он тоже однажды умрёт, никому ещё не удавалось этого избежать, и, возможно, он умрёт даже совсем скоро, так и не испытав объятий той девушки в чёрном костюме…
Юноша решил, что Виктория уже ничего больше не добавит, и хотел идти варить кофе. Набор простых кухонных действий, вероятно, помог бы ему прогнать наваждение.
– Я любила только его одного, – продолжила Виктория после несколько затянувшейся паузы, – извини мою откровенность, если тебе неприятно то, что я говорю, но все остальные чувства по сравнению с тем священным восторгом, с тем ослеплением – как фотоснимки розы рядом с живым цветком. Наш роман до свадьбы длился не особенно долго, и жили вместе мы дай бог полгода, нашу любовь не успели тронуть ни привычка, ни бытовое озлобление. Это промелькнуло в моей жизни подобно внезапной волне приятного запаха на улице – было и нет. Не думай, я не из тех, кто упивается страданиями, я столько раз пробовала снова… От того удара я давно уже оправилась, но от того счастья – никак не могу. Здесь я очень хорошо понимаю Эдну; просто жить после волшебной сказки все равно что снимать рекламу после “Нового слова любви”.
Виктория ткнула окурок в пепельницу. Точно точку поставила.
Малколм был
– Прости, – сказал Малколм тихо, ему сделалось неудобно, что он взбаламутил ил чужих болезненных воспоминаний. Узнав сразу так много о Виктории и об Эдне, за несколько минут он как будто прошелся по краю неисчерпаемого озера их жизни, просмотрел короткий клип, в котором они мелькали, выхваченные холодным глазом камеры. Малколм ощутил неловкость от того, что всё это открылось ему, практически постороннему и в силу этого не способному даже как следует сопереживать. Как в баню заглянул – Всеблагая помилуй! – остается только извиниться и развести руками.
Виктория ему не ответила.
Этот разговор не изменил ровным счетом ничего в их взаимоотношениях, они были и остались на удивление спокойными и гармоничными, словно мягкое тепло заката. Малколм и Виктория, встретившись в определенный период жизни, идеально друг другу подошли. Оба сердца – его, еще совсем юное, не тронутое ни большим обретением, ни большой потерей, и ее, однажды уже выжженное сильным чувством, обессиленное и усталое – нашли в этой доброжелательно-равнодушной связи как раз то, что искали.
–
Прошли друг за другом лето и осень, обозначенный срок работы по контракту давно истек, Малколм снялся в фоторекламе того же автомобиля, для журнала адресованного автолюбительницам (зачем-то полуобнаженным) и даже в музыкальном клипе какой-то поп-звезды (Виктория представила его своей подруге из администрации этой звезды и он понравился).
Разумеется, ни о каком возвращении в Норд речи не шло, малютка Саймон оказался трагично прав, когда предрек, что, вкусив вольной жизни по ту сторону стены, Малколм примет решение остаться в Атлантсбурге навсегда.
По поручению директриссы её секретарь пытался дозвониться до беглого воспитанника, чтобы вразумить его и заставить вернуться, но безуспешно – Малколм сменил номер телефона, завел новый электронный ящик, дабы ничего не связывало его больше с прошлым, и сделал этому самому прошлому единственное одолжение – написал Онки Сакайо в социальной сети, что он неплохо устроился и попросил друзей не тревожиться о нём.
Аманда Крис в свою очередь заморозила его банковский счет, думая, что таким образом сможет подтолкнуть его к возвращению, голод, как говорится, не тетка, но и это ни к чему не привело – Малколм жил на содержании у Виктории и к своим гонорарам практически не притрагивался.
Последним средством, к которому прибегла администрация Норда, стало обращение в полицию. Дело о «побеге несовершеннолетнего из воспитательно-образовательного учреждения» было заведено как полагается, но директрисса к тому моменту от всего этого уже порядком устала, неповоротливые шестерни бюрократических машин раздражали её, тут бланки, там бланки, заявления, показания – мало что ли у неё работы?
– Да и хрен с ним, – объявила она совету администрации, – года не пройдет, ему восемнадцать исполнится, а как наша полиция работает, в носу ковыряют, так они его и в три года не найдут. Нравится ему на вокзалах ночевать – вольному воля.