Дети богов
Шрифт:
Рано утром, как только солнце взглянуло на лес, мы вчетвером (я, Фер, ослик и Барилас, вызвавшийся проводить нас до гор) отправились в путь и уже к полудню дошли до незримой, но ощутимой границы леса. Вроде и лес ещё рос, и земля недостаточно крутая, но уже чувствовалось — отсюда начинаются горы. Барилас ещё раз повторил советы прохождения перевала и что может ждать с Той Стороны. Он был одним из немногих, кто переходил через горы в соседнюю долину, остальным хватало своей долины и предгорий. Ещё раз посоветовал встать на ночь после первого хребта перед большим перевалом, попрощался, крепко обнял Фера и ушел в лес.
Молча
Фер быстро развёл небольшой костерок из валявшихся повсюду сухих веток. Когда-то тут рос лес. Невысокий, негустой, с кривыми деревьями, жмущимися к земле, но ветер и непогода заставили его отступить вниз, оставив белые, высохшие стволики напоминанием о непостоянстве вечных гор.
Обычная каша после почти целого дня дороги, да на свежем воздухе, да ещё и приготовленная на костре и щедро приправленная дымом, показалась необыкновенно вкусной. К чаю Фер вытащил из переданной братом сумки пироги.
— С рыбой, — отметил я, откусив немаленький кусок.
— Угу, мамка всю ночь, наверно, пекла, — слова еле выбирались из занятого пирогом рта.
— Не говори, пока не прожуёшь, — проворчал я. — Подавишься ещё, — и сам, не мешкая, принялся разбираться со своей долей. «Вкусный, рыбы не пожалели. Балует его мамка», — подумал я и неожиданно для себя посмотрел на Фера совсем другими глазами. Будучи магом, я не воспринимал людей, как семьи. Нет, родственные связи это очень понятно, но семья… Вот и про Фера никогда не думал, что он не сам по себе. Даже в голову не приходило, что он ещё мальчишка, долговязый, с ломающимся голосом, с копной густых волос, которые кто-то ему давно подстригал. У него есть мать, её я видел, когда достал Фера из реки. Должны быть братья и сестры кроме Бариласа — в деревенских семьях всегда много детей. А я увёл его из дома, даже не задумавшись, будто он вещь.
— Фер, — начал я, не уверенный в том, что хочу услышать ответ и опасаясь этого ответа. — Ты с домашними хоть попрощался? Надолго ведь ушли.
— Вчера ещё, — Фер уже оттирал котелок из под каши.
— Они, наверно, расстроились?
— Что я ушёл? Не, я же и так ушёл бы ещё до снега в город, в работники.
— В работники?..
— Угу.
— Значит, они не возражают, что ты со мной? — осторожно спросил я.
— Хозяин! Да они счастливы просто! — воскликнул Фер, забыв про котелок в руках. — Служба у мага это ведь… так… ну… — слов «престижно» или «перспективно» Фер явно не знал. — Я же первый в семье, кто получил шанс чего-то добиться! — выкрутился мальчишка.
— Но ты никогда… А я даже и не думал предложить жалование, — растерялся я.
— Хозяин! — в голосе Фера я почувствовал укор, — того золотого, что вы дали тогда Бариласу, хватит на зиму, а весной ещё и корову купить. Да я и не за жалованье пошёл. Сами же знаете, — в этот раз прозвучала обида.
Я не стал отвечать, а Фер разговор не продолжил. Костёр догорал, солнце упало за гору, закончив день и предоставив ночи свободу. С другой стороны хребта ещё долго будет светло, но здесь свет ушёл быстро. Я разложил на земле зимний, подбитый мехом дорожный плащ, положил сверху сменную мантию и не раздеваясь лёг на получившуюся постель, завернувшись в обычный дорожный плащ. Осенняя ночь в горах под открытым небом должна быть холодной, но дождя я не ожидал. Вернее, я просто знал — этой ночью дождя не будет. Фер устроился неподалёку.
Наутро вставать не хотелось. Даже мысль о том, что надо вылезать из уютного тёплого кокона плащей и мантий в холодный утренний ветерок, вызвала дрожь. Другой причиной были ноги. Если ночью я спал, как говориться, без задних ног, то утром мне их вернули изрядно побитыми, будто по ним основательно прошлись дубинкой. Фер, судя по всему, встал на рассвете. Он уже пробежался по окрестностям за дровами и теперь готовил нехитрый завтрак.
— Завтрак готов! — Фер набрал себе кашу, поставив котелок на камень рядом с костерком, а над огнём повесил небольшой закопчённый чайник.
Во мне шла война за право владения моим телом. Желудок вступил в союз с носом и тянулся к котелку за аппетитно пахнущей едой. Спина желала матрас и что-нибудь ещё потеплее, желательно с шапкой или капюшоном. Ноги требовали продолжить валяние на камнях, на крайний случай они были согласны на сидение, но никак не на хождение. Я сам склонялся принять сторону спины, но для этого нужно встать. А если вставать, то почему бы и не позавтракать заодно?
Я сел, стараясь не пропустить в свой кокон свежий утренний воздух. Одна мантия медленно сползла вниз, я поёжился, но воздух оказался не настолько холодным, как я ожидал. Самое сложное в утренних подъёмах — вылезти из тепла, а потом внезапно оказывается, что и не холодно вовсе, а так, слегка прохладно.
После завтрака, переодевшись в нормальную дорожную одежду и затолкав в мешок уже ненужные мантии, я отошел за камни полюбоваться восходом.
Не торопясь, собрали вещи и пошли дальше к перевалу. Тропа поднималась выше, иногда пропадая из виду под каменной россыпью. Но чьи-то заботливые руки когда-то давно расчищали её, убирая завалы и складывая большие камни на обочине, отмечая путь. Мы поднимались выше и выше, постепенно подходя к вечным снегам — тропинка вела себя несколько неподобающе перевалу и жалась к склону, не желая петлять между нагромождением камней в распадке.