Дети Деточкина или Заговор Бывших мужей
Шрифт:
– А вы, стало быть, несчастным миллионерам помочь пытаетесь? – не удержалась от едкого тона я, припоминая, что у Клюшки всегда были странноватые виды бизнеса.
– Не столько им, сколько нашим женщинам, – вмешался в разговор Клюшка, – И прекратите говорить о нашем деле в столь презрительном тоне. Вы представить себе не можете, сколько у нас клиенток.
– И сколько же стоят ваши услуги?
– На первом этапе вообще нисколько, – горячо заговорил Клюшка, – Вы приносите фотографию и информацию о себе. Нет, если хотите, наши специалисты составят текст и сделают снимок профессионально, но это уже за деньги. Итак, мы совершенно бесплатно размещаем вас на нашем интернет-сайте.
– Неплохо, – от постоянных неопределенных пожатий плечами у меня уже болели мышцы, – Только я то тут причем? У меня, увы, всё уже было, вся романтика браком (правда гражданским) уже окончилась. Всё у меня, ребята, с личной жизнью в порядке. Так что в ваших услугах, пусть даже со скидкой и по дикому блату, не нуждаюсь…
– Мы в твоих нуждаемся, – удивила меня Кошка, – Послушай…
– Лера, прошу прощения, можно тебя на секунду отвлечь? – Судя по всему, Клюшка всерьез обиделся на проявленное мною неуважение к его бизнесу, – Знаешь, я подумал… Если гражданка Кроль так настаивает на своем пристрастии к этому злополучному оперу, так и нечего нам её отговаривать.
Клюшка столь выразительно глянул на Валерию, что я сразу же поняла: Кошка собиралась сообщить нечто важное. В отличие от всех остальных языков, мой был врагом не только мне лично, но и всей моей деятельности в целом. Ну вот, теперь обиженный Клюшка не даст Кошке приоткрыть мне даже кусочек тайны…
– А я что говорила? – фыркнула Кошка и соизволила снова обратится ко мне, – У Николая странные привычки. Сперва выслушает мои мысли, потом обсмеёт их, а потом, через время, выдаст их за свои и приведет в исполнение.
– Это у них национальное, мужское, – успокоила я страдалицу.
– Ну, прям уж, – обиделся Клюшка, – Можно подумать, мужчина – это национальность…
– Мужчина – это диагноз! – хором заявили мы с Кошкой, вдруг ощутив приступ редкой солидарности и расположения друг к другу.
На сей оптимистичной ноте я попыталась вновь натолкнуть Кошку на мысль открыться передо мной полностью. Но, увы, Клюшка оставался настроен негативно. Пришлось чинно раскланяться, обещать обдумать всё услышанное и удалиться. Впрочем, даже та малость, которую я узнала о Кошке сегодня, могла быть важна Шурику. И, возможно, снимала с меня обязательства по дальнейшему выпасу рыбки по имени Кошка. Хотя, в столь редкое везение я не верила.
Мы с Шуриком сидели на перевёрнутых фанерных ящиках и вели свои шпионско-конспиративные разговоры. Дома была Дарья, посему обсуждать особо важные моменты нам со вторым бывшим мужем приходилось без удобств. То есть, в гараже.
– Знаешь, – неожиданно ударился в лирические отступления Шурик, – Когда-то один футбольный болельщик совершил акт самосожжения на центральной площади города, – Шурик задумчиво курил и менторским тоном излагал свою позицию, – Он оставил предсмертную записку, в которой объяснял, что делает это, дабы стать призраком и помочь футбольной сборной своей страны.
– Мало ли у кого с психикой не в порядке, – живо реагировала я, несколько раздражаясь от столь странной манеры ведения разговора. Только
– Причем, – не замечая моего негодования, продолжал второй бывший муж, – Я бы тоже мог совершить подобный поступок. Да, да, покончил бы жизнь самоубийством, если бы мог заранее получить хоть какие-то гарантии, что действительно стану приви дением и смогу помогать нашей сборной.
– Шурик, гарантирую, что призраком тебе долго не быть, – усмехнулась я, – Если ты надумаешь самоубиваться, мы с Викторией тебя и в виде привидения достанем. Достанем и прибьем за аморальное поведение и плохой пример младшим. И вообще, к чему это ты?
– А к тому, что человек, чем-то увлеченный, выкладывается ради своего дела полностью! До последнего юнита! Ни перед чем не останавливаясь! Если ты не прикипаешь душой к своей работе, если она не является для тебя роковым увлечением, то не стоит и пытаться с ней справиться…
– Это ты говоришь? – я слегка обалдела. Обычно я всегда была категоричной максималисткой, и пыталась заставить прагматичного Шурика поверить во что-либо без остатка. Шурик же, напротив, всю жизнь четко рассчитывал силы и умудрялся дозировать время и энергию, отданные на воплощение той или иной задачи. М-да… С бывшим вторым мужем явно творилось что-то неладное, – Шурик, скажи, где ты набрался такой категоричности?
– Пойми, – Шурик, казалось, не слышал моих слов. Глядя прямо перед собой, он вычерчивал носком дорогостоящего ботинка какие-то иероглифы в гаражной пыли и, с силой выплёскивая из себя слова, продолжал нотацию, – Если ты собирала информацию о Кошке, мечтая при этом поскорее отстраниться от этого дела, то в результате и вышла сплошная халтура. Ты не сообщила мне сейчас о Валерии ничего нового, а уже хочешь перейти к следующему кандидату. Кошку еще копать и копать…
– Да уж, – мне порядком надоел весь этот воспитательный процесс, – Ты, похоже, брал где-то уроки ораторского искусства. Звучит красиво, но на меня не действует. Будь добр, впредь говори только по сути, не устраивая мне здесь этих дешевых комедий. Итак, ты хочешь выяснить о Кошке еще что-то. Что именно? Каким образом? На какую, хотя бы, тему?
Шурик, моментально сбросив с себя пафосную личину проповедника, по-простецки улыбнулся и пожал плечами.
– Понятия не имею. Знаю просто, что с Кошкой всё не так просто. Трудно, конечно, чёрную кошку, да в чёрной комнате… Трудно, но нужно. Кстати, если бы я чётко знал, что нужно делать, то, во-первых, делал бы это сам, а, во-вторых, даже если бы и не сам, то уж никак не пытаясь пробудить в тебе служебное рвение идейными речами. Подобные тексты приходится говорить там, где всё шатко и неправдоподобно…
– Странно. Тебе никогда не было свойственно стремиться влиять на людей такими дешевыми методами. Приукрашивать форму, совершенно забывая о содержании – не слишком-то достойный путь.
– Зато действенный, – Шурик вздохнул, – Испытано на людях. Человек легко заводится эмоциями, доводы разума в данном случае важны далеко не для всех.
– Но ведь это обман…
– Врать вообще всегда было выгоднее, чем жить честно.
– Ну, уж нет! – мысленно я в сотый раз безрезультатно приказывала себе перестать спорить и вернуться к деловой части разговора, – Мне не выгоднее. Если я буду вечно врать, собственная совесть разорвет меня на кусочки. Уж лучше неприятности от внешнего мира, коими чревата честность. И потом, когда поступаешь по совести, то имеешь много больше шансов на победу. Судьба поощряет тех, кто смотрит миру в глаза, не таясь…