Дети Эдема
Шрифт:
– А где Рауэн? Успела запереться в подвале?
– Не знаю, но она достаточно благоразумная девочка, чтобы никому не показаться на глаза, пока за ней не придет кто-то из нас. Сходи пока, налей себе что-нибудь выпить и присоединяйся к нам через пару минут, как ни в чем не бывало. А то сейчас по твоему лицу кто угодно поймет, что дело неладно.
И он тяжелой поступью удаляется в направлении входной двери. В гостиной становится так тихо, что я снова слышу звук собственного дыхания. Какое-то время мне кажется, что мама тоже ушла, поскольку и ее шагов – куда более легких – не слышно. Но затем – что это? Раздается легкое поскребывание в стенку, как раз за моим укрытием. Она знает, что я здесь! По крайней мере, догадывается.
Я
Нарочно громко топая, чтоб я поняла: сейчас ее рядом нет, она выходит из гостиной. Но облако любви остается, и чувство одиночества не охватывает меня. Я не ощущаю себя запертой в ловушке. Мне спокойно.
Но проходит совсем немного времени, и это спокойствие испаряется без следа. До меня доносится топот множества сапог. Доказательств у меня нет, но я готова была поспорить бы на что угодно: это они, зеленорубашечники, наша эдемская полиция.
Эш их всегда высмеивает. Часто рассказывает, как они с ног сбиваются, выслеживая «озорников», которые взламывают городскую систему освещения и уличными огнями выкладывают неприличные слова вроде тизак [2] или кофаз [3] . Или – любвеобильных юношей, проникающих после закрытия в лишайниковые сады и обжимающихся там со своими подружками. Что ж, может, для таких вот шалунов с их ребяческими розыгрышами зеленорубашечники серьезной угрозы не представляют и даже оказывают на них воспитательное воздействие. Но мне прекрасно известно, что это – никакая не «потешная команда», а беспощадный боевой корпус, чья задача – выкорчевывать все и вся, что идет вразрез с мерами Экопаноптикума по коллективному выживанию. То есть, меня выкорчевывать, например.
2
– «тизак» – араб. «задница». Видимо, в будущем мире языки смешались.
3
Словосочетание не имеет смысла ни в одном языке, существующем сегодня.
Зеленорубашечники охраняют порядок на улицах и расследуют все правонарушения, происходящие в Эдеме. Больше внимания уделяется при этом внешним кварталам, где народ беднее и во всех отношениях отчаяннее. Но и у нас, во внутренних кварталах, они не дремлют. Раза два я мельком видела, выглядывая через нашу каменную ограду, как они там вышагивают в своих черных сапогах по широким дорогам. Конечно, всякий раз мгновенно «ныряла» обратно и после такого зрелища по нескольку дней не высовывалась за стену. Впрочем, саму-то меня никто никогда не замечал, ни стражи порядка, ни обычные люди. У нас на улицах никто не смотрит наверх, тем не менее, я стараюсь уложиться в часы «неверного», тусклого света – на заре и на закате.
И вот зеленорубашечники – здесь, в моем доме, в гостиной. Уж наверное это они. Пришли за мной? Неужели кто-то все же засек мою торчащую над стеной голову и заподозрил неладное? Может, Эш потерял бдительность и где-нибудь обронил неосторожное слово? Да какая разница – если мое существование раскрыто, я попалась. Мое положение безнадежно и безвыходно. Из этого укрытия – один-единственный выход, да, и им можно воспользоваться,
А еще с ними там, кажется, какой-то робот. Судя по тону жужжания и писка – некрупной модели. Неужели незваные гости притащили с собой охработа, меня вынюхивать? Зачем еще он мог понадобиться? Эти боты до всего могут докопаться, от них только и жди беды.
Тут до меня доносится чей-то вкрадчивый голос. Он произносит дежурные любезности, причем безупречное, свойственное жителям Центра произношение безошибочно выдает его принадлежность к элите. К высшим кругам Эдемского общества. А еще этот голос кажется мне смутно знакомым, но чем – не могу вспомнить, пока папа не называет вслух титул его обладателя:
– Присаживайтесь, пожалуйста, господин канцлер, – произносит он тоном таким вежливым и почтительным, к какому на моей памяти никогда еще не прибегал. Все-таки отец и сам достаточно большая шишка в управленческом аппарате: главврач кабинета министров, на большинство народа в Эдеме смотрит сверху вниз.
Ну да, точно. Голос канцлера Корнуолла мне часто приходилось слышать в новостях, да и видеть его самого на экране. Причем, где бы его ни снимали, за спиной всегда – целая когорта зеленорубашечников.
Ну, и что привело к нам домой главу правительства?
Одна половинка меня все еще дрожит от ужаса, другая уже потихоньку успокаивается. Скрывать существование второго ребенка в семье – это, безусловно, серьезное, даже особо тяжкое преступление. Но личного вмешательства руководителя всего Эдема тут точно не требуется. Он послал бы группу захвата из зеленорубашечников – и все, а не маялся бы посреди нашей гостиной в ожидании, пока мой папа велит нашему домработу подать чашечку фальшчая – ароматного душистого напитка из водорослей, генетически модифицированных таким образом, чтобы получался вкус настоящего до-Гибельного напитка из листьев. Нет. Вождь мог явиться только по какой-то сверхужасной причине. Или сверхзамечательной.
Оказалось, как ни поразительно, – и то, и другое. Как посмотреть.
Канцлер Корнуолл сообщил моему отцу – я это слышала своими ушами! – что нынешний вице-канцлер собирается в отставку по состоянию здоровья.
– Буду рад оказаться полезен: осмотрю его и дам свое заключение, – вставляет отец, но высокий гость пропускает его слова мимо ушей.
– Полагаю, вы окажетесь полезнее Эдему в качестве нового вице-канцлера.
В комнате за стеной воцаряется мертвая тишина. Папа, пробившийся когда-то во Внутренний город из Внешних районов, уже и так высоко взлетел в государственной иерархии – стал главврачом. Но мне всегда представлялось, что этим он обязан своему таланту хирурга, и ничему больше. Теперь выходит, что мой отец вовлечен в серьезные политические игры гораздо глубже, чем я могла подумать. Иначе почему бы выбор канцлера остановился на нем? Ведь если смотреть со стороны, он только иногда выступает с официальными заявлениями по сугубо медицинским вопросам, следит за проведением государственной линии в области обязательной стерилизации и вакцинации, иногда лично ведет высокопоставленных больных – высших лиц государства, членов их семей – и больше ничего…
Вот так сюрприз. Причем, наверное, не только для меня, но и для самого папы. Ведь мне всегда казалось, что он изо всех сил старается держаться в тени, учитывая его положение. Под положением имеется в виду, конечно, не служебное, а «положение» со мной. Его постыдная тайна. Отец никогда без нужды не высовывается, мало общается с коллегами, как лично, так и в сети – по крайней мере, по сравнению с другими сотрудниками правящего аппарата. С таким «скелетом у себя в шкафу» – точнее, у себя в подвале, не больно-то поустраиваешь вечеринки с коктейлями, верно?