Дети Эдгара По
Шрифт:
— Здесь ты в полной безопасности, — с улыбкой сказал он. — Завтра мы познакомим тебя с Кендрой со второго этажа и покажем, что тут есть поблизости. Кэмден-маркет вон там, а тут… — Он вышел на террасу и указал туда, где канал, изгибаясь, нырял под арку каменного моста, — тут зоопарк Риджентс-парка. Я взял тебе членский билет…
— О! Спасибо! — Джейн восхищённо оглядывалась. — Это чудесно.
— Верно. — Эндрю приобнял её одной рукой и слегка прижал к себе. — Ты чудесно проведёшь здесь время, Джейн. Думаю, тебе понравится зоопарк — у них там новый павильон, «Мир внутри» или что-то в этом роде, — это о насекомых. И ещё я подумал — может, ты захочешь там поработать на добровольных началах: у них действует программа для доцентов, а ты ведь столько об этом знаешь.
— Конечно. Это здорово — по-настоящему здорово.
Она усмехнулась и откинула
Эндрю и Фред уехали через два дня. У Джейн было время отоспаться после перелёта и понемногу привыкнуть к городу и его запахам. В Лондоне пахло кисло: сырым пеплом и мягкой, всё пронизывающей гнилью, которую источали старинные дома из кирпича и камня; густой зеленью канала с острой вонью мочи и пролитого пива. Многотысячные толпы народа обрушивались на Кэмден-таун с началом уик-энда, так что даже станцию метро закрывали для входа, а на дорожке вдоль канала буквально шагнуть было негде. Даже поздним вечером пятницы с другой стороны канала доносились голоса, грубые лондонские голоса, которые эхом гудели под мостами или перекрикивали поезда северной ветки, грохочущие над головами.
В те первые дни Джейн не отваживалась уходить далеко от квартиры. Она разложила свою одежду — довольно быстро, — а затем распаковала ящик с коллекционными принадлежностями — довольно медленно. Крепкая деревянная конструкция не пострадала при перелёте через океан и прохождении через таможню — по крайней мере, с виду, — но Джейн поймала себя на тем, что расстёгивает металлические скобы, затаив дыхание, в страхе перед тем, что ждёт её внутри.
— Ах! — воскликнула она. От облегчения, не от досады: всё было цело. Крошечные стеклянные пузырьки с этиловым спиртом и шеллаком не разбились, не раскрылись и коробочки для пилюль, в которых она хранила булавки номер два, годные для накалывания насекомых. Борясь с нетерпением, она осторожно извлекла сначала пачки жёсткой бескислотной бумаги, кусок пенопласта, весь в дырочках от булавок; две бутылочки прозрачного лака для ногтей «Мейбеллин» и маленький тюбик эпоксидного клея; еще коробочки для пилюль, только пустые, и опять-таки пустые желатиновые капсулы для самых мелких экземпляров; и, наконец, коробочку со стеклянной крышкой, в оправе из красного дерева, где лежал её самый драгоценный экспонат: гибрид Celerio harmuthi Kordesch, особь мужского пола, полученная от скрещения молочайного и слоновьего бражников. Длиной он был с первую фалангу её большого пальца, обладал характерными для бражника прямыми обтекаемыми крыльями, но также — изысканным нежным окрасом, в котором розовые полосы плавно переходили в коричневый бархат, и толстенькая грудь казалась опушённой. Таких гибридов в мире существовало не более полудюжины, их вывел пражский энтомолог Ян Покорны в 1961 году; несколько лет спустя оба вида бражников, и слоновий, и молочайный, оказались на грани исчезновения.
Этого Джейн нашла на интернет-распродаже в прошлом году. Бывший музейный экземпляр стоил целое состояние; она не спала несколько ночей, раздумывая, была ли её покупка законной. Теперь, держа витринку в сложенных лодочкой ладонях, Джейн восхищённо смотрела на неё. Где-то за глазами покалывало, словно от недосыпа или непролитых слёз; потом тёплая дрожь медленно потекла от её бровей к вискам и вниз, по шее, к груди, расползаясь, будто пятно. Она сглотнула, откинулась на диван, а витринку положила назад, в ящик; сунула сначала одну руку, потом обе, под свитер и принялась массировать соски. Оргазм пришёл с такой пронзительной силой и с таким громом где-то над глазами, что ей показалось, будто она стукнулась лбом об пол.
Ничего подобного: переводя дыхание, она отбросила с лица волосы, застегнула молнию на джинсах и задумчиво склонилась вперёд — убедиться, что бражник в стеклянной рамочке не пострадал.
В последующие дни она сделала несколько коротких вылазок — за газетами и к зеленщику, для пополнения припасов, оставленных в кухне Фредом и Эндрю. Она сидела в солярии, грела босые ноги о тёплый каменный пол и потягивала ромашковый чай или кларет, глядя вниз, на человеческий поток, бесконечно текущий вдоль канала, и наблюдая за узкими лодочками, которые неспешно курсировали между Кэмденским шлюзом и Маленькой
Надо было пройти вдоль канала, увёртываясь от велосипедистов, которые нетерпеливо сигналили всякий раз, когда она забывала держаться правильной стороны. Она прошла под арками мостов, изнанку которых покрывали складки слизи и мха. Пьяницы валялись на мостовой и бросали на неё то мутные, то вызывающие взгляды; хорошо одетые пары выгуливали собак, кучки крикливых ребятишек тянули своих родителей к воротам зоопарка.
Джейн уже ходила туда с Фредом — он показывал ей дорогу. Но теперь всё выглядело совсем иначе. Она пристроилась за каким-то семейством и, склонив голову, сделала вид, будто идёт вовсе не за ними; сердце её с облегчением забилось, когда они подошли к спиральной лестнице со стрелкой-указателем наверху.
На другой стороне улицы стояла старая-старая церковь, чьи жёлтые камни поросли плющом; дальше, за углом, виднелись длинные живые изгороди, отделённые от улицы высоким железным забором, и, наконец, огромные ворота, в которых толпились дети и торговцы шарами, флажками и путеводителями по Лондону. Джейн подняла голову, торопливо прошла мимо семьи, которая привела её сюда, показала на входе свою членскую карту и вошла внутрь.
Не теряя времени на тюленей, тигров и обезьян, она сразу двинулась к недавно обновлённому зданию, где многоцветные баннеры хлопали на утреннем ветерке.
Внутри толпа школьников и замученных взрослых выстроилась в длинную, неровную очередь, протянувшуюся через ярко освещённый коридор, стены которого сплошь покрывали огромные цветные фотографии и увеличенные компьютерные изображения шипящих тараканов, вислокрылок, бабочек-морфид, жуков-точильщиков, павлиноглазок. Джейн покорно встала в очередь, но, когда коридор перешёл в просторный, залитый солнцем атриум, отправилась бродить одна, оставив детей и учителей глазеть на монархов в проволочных клетках и на интерактивный дисплей с танцующими пчёлами. Она нашла сравнительно тихий уголок в дальнем конце экспозиции, где от пола до потолка был натянут цилиндр из прозрачной сетки, футов шесть в диаметре. Внутри кусты крушины и цветущего боярышника боролись за солнечный свет с тонкой берёзкой, а десятки бабочек порхали меж молодых желтоватых листков или сидели, раскинув крылышки, на берёзовом стволе. Это была разновидность Pieridae, бабочки, известные как белянки; хотя эти оказались вовсе не белыми. Крылья самок были сливочные, жёлто-зелёные, очень бледные, с размахом дюйма в полтора. Самцы были одного с ними размера; в покое их раскинутые крылья казались тусклыми, точно сера, но в полёте обнаруживали яркую, насыщенную жёлтую изнанку. От восторга Джейн затаила дыхание, по шее побежали мурашки той самой атавистической радости, которую она испытала в детстве на чердаке.
— Вау, — выдохнула она и прижалась к сетке. Казалось, будто по её лицу водят крылышками, мягкими, перепончатыми; но, пока она разглядывала насекомых, лоб заломило, как от мигрени. Она сдвинула на нос очки, закрыла глаза и глубоко вдохнула; отступила на шаг. Через минуту открыла глаза. Головная боль уступила место тупой пульсации; нерешительно коснувшись брови, Джейн ощутила переплетенные волоски, жёсткие, как проволока. Они вибрировали, но от прикосновения дрожь, как и головная боль, унялась. Джейн посмотрела вниз, на плиты пола, липкие от контрабандой пронесённых соков и жвачки; снова подняла глаза на клетку. Сбоку висела надпись; Джейн медленно подошла и прочитала:
Ареалом обитания этого широко распространённого, нежно окрашенного вида является всё Северное полушарие, за исключением арктических регионов и нескольких отдалённых островов. В Европе лимонница — вестник весны: бабочка нередко покидает места зимней спячки под сухими листьями и радуется приходу тепла, когда на земле ещё лежит снег.
— Будьте добры, не касайтесь клетки.
Джейн обернулась и увидела в нескольких футах от себя мужчину лет пятидесяти. Локтем он прижимал к боку сачок; в руках держал прозрачную пластмассовую банку, на дне которой лежали несколько бабочек, судя по всему, мёртвых.