Дети Есенина. А разве они были?
Шрифт:
Его супруга – актриса Ольга Михайловна Мунд, с которой Всеволод Эмильевич дружил еще с детства и ставшая его женой в годы их студенчества в филармоническом училище, привечала гостей чаем с вареньем. Рассказывали, именно она (на свою беду) также выделила среди всех учениц мужа Зиночку Райх и оставила в своем доме то ли в качестве экономки, то ли компаньонки, возложив на нее большую часть забот, в том числе главную – уход за Всеволодом Эмильевичем. А когда спохватилась, было уже поздно. Мейерхольд влюбился в свою первую воспитанницу бесповоротно, словно в первый раз, совсем по-мальчишески потеряв голову.
«Часто после занятий, уже за полночь, мы шли от школы ко мне, – вспоминала сокурсница Зинаиды Стелла Огонькова. – Мейерхольд провожал Зину, и мы все вместе вваливались в мою комнату. И в этой жалкой
Да что там Стелла, очень скоро многие слушатели курсов, которые спешили на занятия, петляя переулками между Тверской и Большой Никитской, замечали странную фигуру – присмотревшись, узнавали, что под распахнутой красноармейской шинелью скрывается не один, а два человека. Учитель обнимал их сокурсницу Зиночку Райх… Да, конечно, это был он. Из-под шапки выбивается знакомый седой вихор, из-за поднятого воротника торчит знаменитый сирано-дебержераковский нос. Он держит Зину за руку, что-то говорит. Она хохочет, а он хмурится: берегите горло на морозе…
Эта возмутительная демонстрация чувств будоражила всех, особенно девиц-ревнивиц. Они не прощали Райх любви мастера. Бросали ей в лицо обвинения в том, что она, коварная искусительница, соблазнила немолодого человека, который был старше на целых двадцать лет. Захотелось погреться в лучах его славы и успеха?
Что касается славы, то, конечно, масштаб ее был ошеломляющ. Имя Мейерхольда не сходило со страниц газет и журналов, красовалось на каждой афишной тумбе, звучало на диспутах, в студенческих аудиториях и общежитиях. Его псевдоним – Доктор Дапертутто – был на слуху всех театралов. Студенты декламировали на спектаклях: «Левым маршем всегда вперед, вперед! Мейерхольд, Мейерхольд – наш товарищ! Товарищ Мейерхольд!» Молодой турецкий поэт Назым Хикмет, которого приютила советская Россия, посвящал великому режиссеру стихи, которыми впору было украшать праздничные колонны демонстрантов, – «Да здравствует Мейерхольд!» Поэт Василий Каменский призывал: «Вперед двадцать лет шагай, Мейерхольд. Ты – железобетонный атлет – Эдисон триллионов вольт!» Что говорить, если сам наркомвоенмор товарищ Троцкий присвоил Мейерхольду звание «почетный красноармеец».
Но для Райх главным было то, что он ее бесконечно любил.
Приятели Есенина рассказывали, что на одной из вечеринок Мейерхольд якобы сказал Есенину: «Знаешь, Сереж, а я ведь в твою жену влюблен. Если поженимся, сердиться на меня не будешь?» Есенин же шутливо поклонился в пояс: «Возьми ее, сделай милость. По гроб тебе благодарен буду».
Опомнившись, жаловался приятелям: «Втерся ко мне в семью, изображал непризнанного гения… Жену увел…» Но с напускной улыбочкой распевал в компаниях озорные частушки:
Ох, и песней хлестану, Аж засвищет задница, Коль возьмешь мою жену, Буду низко кланяться. Пей, закусывай, изволь! Вот перцовка под леща! Мейерхольд, ах, Мейерхольд, Выручай товарища! Уж коль в суку ты влюблен, — В загс – да и в кроваточку. Мой за то тебе поклон Будет низкий – в пяточку.Актеры вспоминали, как в репетиционный класс вместе с Мейерхольдом вошла красивая женщина, коротко остриженная, в кожаной куртке и в сапогах. Ей было лет 26–27, но смотрела она на всех строго и выглядела, пожалуй, чуть старше.
– Знакомьтесь, Зинаида Есенина-Райх, мой новый ассистент по биомеханике…
Вскоре Всеволод Эмильевич расстался с семьей. Ушел от женщины, с которой прожил двадцать пять лет, оставил трех дочерей. Но поступил в духе своих представлений о долге: отсек прошлую жизнь и даже взял новую фамилию, отныне раздавая автографы как Мейерхольд-Райх. Они стали одним
Она слегка кокетничала: «Всеволод Эмильевич, у меня двое детей. Я устала и никому не верю». А Мейерхольд обнимал ее и повторял: «Я люблю вас, Зиночка. А детей усыновлю. Все будет очень хорошо».
Ольга Мунд вынужденно вернулась в Питер, проклиная и мужа, и разлучницу: «Господи, покарай их!» В 1939-м ее проклятия их настигли.
Позже Зинаида Николаевна пыталась объяснить своим повзрослевшим детям, что хотела продлить великому мастеру отлетавшую молодость. Она говорила, что не допустила бы расставания Всеволода Эмильевича с его первой семьей, если бы не было ясно, что там он будет быстро чахнуть, стареть и гаснуть. В том женском царстве на Всеволода Эмильевича уже начинали смотреть как на деда, у которого все в прошлом. Неумение поставить себя, готовность переносить лишения и неудобства, да еще радоваться при этом малому – все это вызывало в ней жалость, сострадание, желание опекать, заботиться…
Ее расстроила и возмутила картина, которой она стала свидетельницей, навещая захворавшего мастера в больнице еще в начале их знакомства. Зинаида с ужасом наблюдала, как ее Мейерхольду на обед принесли размазанную на тарелке какую-то омерзительную кашу. Он мгновенно проглотил ее, откинул голову и блаженно пробормотал: «Вкусно». Зинаида Николаевна отправилась к наркому Луначарскому и сказала: «Мейерхольд погибает от голода». Душевный Анатолий Васильевич помог.
Согласившись выйти замуж за знаменитого режиссера, Зинаида Николаевна поставила себе целью полностью перестроить весь образ жизни Мейерхольда. Вопрос заключался не только в уровне комфорта. Главной ее задачей было внушить окружающим, в том числе и самому Всеволоду Эмильевичу, что его искусство, его занятия, его свободная от всего второстепенного голова, его настроение, состояние здоровья, строгий режим и отдых – uber alles!
Ты же еще не забыл немецкий, Севочка?..
Когда Мейерхольд впервые привел Зинаиду с Танечкой и Костиком в дом на Новинском бульваре, то неожиданно, стоя перед пятиэтажным зданием из темно-красного кирпича, он начал декламировать почти забытые стихи Евгения Баратынского:
Неделя светлая была И под Новинское звала Граждан московских. Все бежало, Все торопились: стар и млад, Жильцы лачуг, жильцы палат, Живою, смешанной толпою, Туда, где, словно сам собою, На краткий срок, в единый миг, Блистая пестрыми дворцами, Шумя цветными флюгерами, Средь града новый град возник — Столица легкая безделья И бесчиновного веселья, Досуга русского кумир!– А вот в том доме родился Грибоедов, – с гордостью показывал им Мейерхольд памятные места, – а там, дальше – владения Федора Ивановича Шаляпина. Напротив – дом Гагариных…
Старый дом, в котором им теперь предстояло жить, некогда принадлежавший знаменитому адвокату Плевако, после остоженских «хором» и Зинаиде, и детям представлялся сказочным дворцом.
Квартира Мейерхольда постепенно заполнялась новыми жильцами. Из Орла перебирались сюда родные Зинаиды. Мама, Анна Ивановна, поселилась вместе с дочерью, занялась внуками. Отец, Николай Андреевич, обосновался этажом ниже. Ему, как ветерану партии большевиков, выхлопотали неплохую пенсию, но жил он скромно. Внуков обучал игре в шашки и шахматы, а позже даже пристрастил к картишкам. Любил огорошить подрастающее поколение заковыристой загадкой, поиграть в шарады. Впрочем, в основном хлопоты о детях взяла на себя бонна, Ольга Георгиевна.