Дети Хроноса
Шрифт:
– Легок на помине, – облегченно вздохнул Версавел, когда Ван-Ин вошел в кабинет 204. – Удачно съездил?
Ван-Ин тайком запихнул в рот конфетку «Шокотофф». Он почти умирал с голоду. Пока Версавел подавал кофе, Ван-Ин докладывал. Барт жадно слушал.
– Думаю, я допрошу этого Вандале. Это, конечно, может оказаться совпадением, но, по словам судмедэксперта, Герберт был убит между 1985 и 1986 годами.
– А Вандале подарил НКО загородный дом в 1986 году, – добавил Версавел на автомате. Преимущество долгих лет интенсивной работы
– Что-то в этом роде, Гвидо. И это не дает мне покоя.
Версавел осторожно помешивал кофе. Фамилия «Вандале» переносила его назад в тот период времени, о котором он сохранил невероятно добрые воспоминания.
– Может быть, Джонатан сможет нам помочь.
«Какой еще к черту Джонатан?» – хотел спросить Ван-Ин.
– Если я не ошибаюсь, Джонатан до 1989 года работал на Вандале. Он долгие годы занимался его бухгалтерией.
– Один из твоих дружков?
– Очень давний, – ответил Версавел, и его глаза хитро блеснули. – Я позвоню ему?
– Бедный Гвидо. Ты пойдешь на все ради службы королю и отечеству.
Барт дважды бросил взгляд на Ван-Ина, как пигмей, который видит Атомиум[13] в первый раз.
– Тогда договорились, – просиял Версавел. – Я ему сейчас же позвоню.
Каждый вторник Ван-Ин и Ханнелоре ходили вечером в ресторан «Хеер Халевэйн» на Валплейн-сквер. Диета диетой, а этот вечер оставался бастионом, который невозможно было сдать. Ханнелоре была помешана на жареных стейках, которые там подавали, а у Ван-Ина появлялся уважительный предлог, чтобы безнаказанно распить бутылку медока[14].
Маленькая идиллическая площадь – по словам знатоков, одно из самых романтичных мест в Брюгге – оживленно гудела. Официанты в длинных фартуках профессионально исполняли свои номера. Туристы одобрительно кивали. Ведь иностранцы чувствовали себя в Брюгге как дома. Здесь выполняются все их прихоти. Даже когда они привередничают, неутомимые официанты принимают заказы на языке их страны. И если уж когда-то у них вылетает ругательство на местном диалекте, посетители добродушно над ними посмеиваются. Это необходимо для местного колорита, чтобы можно было почувствовать себя путешественником по чужим краям.
Маленькая терраса ресторана «Хеер Халевэйн» была битком набита. В отличие от других баров и ресторанов на площади в этом месте говорили преимущественно на диалекте Брюгге. Здесь не было хлещущих пиво немцев, болтающих без умолку французов, бороздящих Евротоннель англичан, невоспитанных американцев или мчащихся на запах пищи голландцев.
Сюзанне вышла поприветствовать их лично. Ван-Ин знал хозяйку ресторана уже много лет. Она чмокнула его в щеку. Раньше их поцелуи были другими. На их с Ханнеллоре любимом столике красовалась табличка. На ней значилось: «Зарезервировано».
– Дополнительную
Ханнелоре удовлетворенно кивнула. Ван-Ин галантным жестом отодвинул для нее стул. Она села и расправила платье.
– Ты выглядишь как восемнадцатилетняя девочка, – заметила Сюзанне.
– Сью, не преувеличивай.
– Я не преувеличиваю. – Она говорила это всерьез. Ханнелоре действительно выглядела так, что дух захватывало. Платье скрывало тело, за которое Пифиада[15] пошла бы на убийство. Хотя казалось, что Ханнелоре искренне преуменьшила комплимент, но он точно не оставил ее равнодушной.
– Иди сюда. Потрогай. Он только и делает, что толкается ножками.
Она пригладила платье. Сюзанне нагнулась и положила руку на живот Ханнелоре. Ван-Ин сидел рядом и смотрел.
– Это надо действительно почувствовать, чтобы поверить, – радостно провозгласила Сюзанне.
Ван-Ин выпрямился и надул живот:
– А что ты думаешь о моем?
Сюзанне повернулась. По веселым морщинкам в уголках ее глаз он понял, что у нее заготовлена острая реплика.
– Восемь месяцев. Или я ошибаюсь?
– И все же мой бедняга очень старается. Скоро он будет весить меньше, чем я. – По тону Ханнелоре было невозможно понять, шутит она или нет.
– К счастью, в твоем случае это явление временное. Он же от своих излишков не может избавиться уже двадцать лет, – ухмыльнулась Сюзанне.
Все на террасе, кто прислушивался к их разговору, рассмеялись. Ван-Ин смотрел на обеих женщин с видом нашкодившего щенка. Ханнелоре утешительно его обняла и звонко поцеловала. Многие мужчины с удовольствием отрубили бы себе мизинец, лишь бы оказаться на его месте.
Жареный стейк, весом триста пятьдесят граммов и толщиной в три сантиметра, был горячий, сочный и мягкий, словно сливочное масло. Ван-Ин с аппетитом уплетал запеченный картофель. С наслаждением он макал кусочек картошки в растопленное сливочное масло, потом все запивал бокалом «Шато Корконак» 1989 года. Ханнелоре жадно поглощала маринованные корнишоны и салат, заправленный кислым майонезом. От куска мяса в ее тарелке оставался еще маленький кусочек.
– Итак, есть вести с фронта? – Она подвинула Ван-Ину остаток своего стейка – угощение, которое он с жадностью принял.
– Не много. Пока мы не установим личность Герберта, это будет все равно что бродить в потемках. Зато сегодня утром я убедился, что наш земной шар полон спиногрызов. Одного из них зовут Тине. – Ван-Ин рассказал ей о визите в семью Вермаст.
– Хорошо, мы вычеркиваем это имя из нашего списка. Если будет девочка, назовем ее Годеливе. Доволен?
Из чистого разочарования Ван-Ин налил себе еще один бокал вина.
– А вот специалисты утверждают, что по прошествии времени дети становятся похожими на своих родителей, – подтрунивала она над ним.