Дети Империи
Шрифт:
Его записку с некоторыми непринципиальными осмоловскими уточнениями уже перепечатали, и они с шефом остаток времени провели, выверяя текст и исправляя опечатки (текстовые редакторы все-таки великая вещь, подумал Виктор). Потом Осмолов подкинул Виктору еще несколько составленных им документов, и они вместе как-то необычно быстро даже для привыкшего ко всему Виктора кое-что уточнили, подправили и дополнили. Поскольку читатель, наверное, уже замучен разными производственными деталями, то подробности горячего обсуждения, ход мыслей и разные идеи, мелькнувшие
Короче, прокрутим время до того момента, когда Виктор вместе с Осмоловым опять выходят из проходных Профинтерна. Вот они идут вместе до Комсомольской, вот договариваются на вокзале Брянск-1 у ночного поезда, вот Осмолов идет на остановку трамвая на Куйбышева возле районной поликлиники, а Виктор шагает по Комсомольской… нет, он не сворачивает к общаге, а почему-то движется по Комсомольской в сторону почты.
Так, теперь вот с этого места и поподробнее.
…Итак, это был вторник, восемнадцатое февраля одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года по здешнему календарю, шестой час вечера по московскому, и где-то минус два по Цельсию. Надвигались сумерки, закатное небо было затянуто легкой дымкой, и в воздухе кружились редкие снежинки.
Виктор шагал мимо книжного к почте. Легкая морозная свежесть разливалась в воздухе. Жизнь кружилась вокруг него веселыми турбулентными вихрями, звуча в ушах дуэтом саксофона и скрипки. Люди навстречу спешили по своим делам, как казалось Виктору, с сияющими лицами, словно у них был праздник или они все были влюблены. Шагалось легко, и даже пальто середины прошлого века, которое казалось Виктору по сравнению с современными куртками хоть и теплым, но несколько тяжелым, как бы утратило свой вес и не стесняло движений. Гудки машин казались звуками тромбонов, звонки трамваев – колокольчиками, крики детворы, раскатывавшей ледяные дорожки на тротуарах, сплетались в какой-то многоголосый джазовый вокал. Он поймал себя на мысли, что ему просто хочется танцевать.
Кондитерский отдел дежурного гастронома встретил его плакатными призывами пить чай и кофе, а также перечислением несомненных достоинств бабаевского шоколада. Взгляд Виктора упал на витрину с тортами; среди круглых и продолговатых, как полено, произведений кулинарного искусства, украшенных кремом, шоколадной крошкой и желе, он заметил песочный, с рисунком в виде корзины, полной белых и чайных роз. «Вот это то, что надо», – подумал он, пробил чек и поспешил с картонной коробкой на остановку трамвая.
Глава 20
Успеть все
– Здравствуй. Ой, что это? Торт? Спасибо… Проходи…
Зина уже была дома, переодетая в халат; ее волосы, накрученные на бигуди, были влажными, от нее самой веяло свежестью, похоже, она, придя с работы, сразу же приняла душ.
– Слушай, ты меня так закормишь
– Не успеешь. Сегодня вечером я еду в командировку в Москву. У тебя ножницы есть?
– Да, вот, держи… Это ты вечерним поездом?
– В десять.
– А ты успеешь?
– Да. Сейчас шесть, у нас еще два часа.
– Полтора. На всякий случай.
– Пусть полтора. Смотри. – И он жестом фокусника поднял крышку.
– Розы… Ты все-таки сделал… принес цветы зимой? Молодец…
Виктор порывисто прижал ее к своей груди и поцеловал в манящий полуоткрытый рот. Зина сияла.
– Погоди, я сейчас чайник сниму.
– Тебе что из Москвы привезти?
– В каком смысле?
– Ну наверняка там будет время в магазины зайти, хоть в центре, может, в ГУМ или ЦУМ, в Елисеевский… взять что-нибудь.
– Ну что там можно в этой столице купить? – На лице Зины было написано самое неподдельное удивление. – Все, что есть, можно здесь заказать по каталогам или через Посылторг, какие-то копейки сэкономишь… В Москве можно в Третьяковку сходить, в музеи, в театры, правда, на хорошие спектакли или билеты дорогие, или надо заранее брать…
– Надо как-нибудь вместе съездить. Правда, отпуск, наверное, мне только осенью дадут.
– Так в театр летом не обязательно. Тогда лучше съездить в золотую осень. Побродить по Бульварному кольцу, Сокольникам… Ты знаешь, что в Москве сейчас Парк чудес строят?
– Читал. Как построят, туда с детьми можно будет ездить.
– Да… Красивые розы, жалко даже резать.
– Это ж не последние розы. Они вырастут на фабрике-кухне под золотыми руками фей кулинарного дела.
– Ты бы мог тут еще и журналистом работать. Да, ты же никогда Мавзолея Сталина не видел! И Дворца Советов! У вас же их нет. Вот будет время – обязательно сходи.
– Да, в Мавзолее Ленина я был, а вот Сталина… У вас ведь принято говорить, что Сталин жив?
– А как еще можно говорить?
– Ну да, верно… – промолвил Виктор, решив, что слова о смерти Сталина здесь очень строго и беспощадно караются.
– Вообще о Мавзолее Сталина просто невозможно рассказать, как там вот это все… – Зина сделала неопределенный жест руками. – Это надо просто видеть. Ты сам все увидишь и поймешь. Такого ты точно у себя там никогда не встречал.
«Ну понятно, культ личности, – смекнул Виктор, – Сталин и его Мавзолей здесь вещи священные и вызывают религиозные чувства, потому и не описываются».
– А торт просто изумительный, – продолжала Зина, – обязательно как-нибудь сделаю песочное тесто и попробую такой сделать. Только вот из крема так не получится. У них на фабрике мешки с разноцветным кремом, а у меня есть шприц для крема с насадками, но чтобы заменить цвет, это надо каждый раз его мыть и заряжать заново. Ты пей чай, а то потом торопиться будешь…
– Опять какое небо ясное и звезды… Ты поедешь, а они будут светить.
– Ты будешь светить мне вдали, как путеводная звезда.